Хватает примеров.
Особенно если учесть, что Мазур — командир, старшой, царь и бог для подчиненных, Наполеон Бонапарт с правом расстрела на месте — до сих пор представления не имел, что они, собственно, будут делать на другом берегу Баб-эль-Мандебского пролива. Знал это один Вундеркинд, что опять-таки не прибавляло Мазуру доброго настроения. Умом он понимал, что все правильно, таковы уж правила тайных войн, военно-разведывательных игр, — но не умом единым жив офицер…
Хорошо еще, соизволили с самого начала сообщить, где им предстоит работать, — в Джаббати. Бывший итальянский протекторат, когда-то отобранный французами у итальянцев, а до того отторгнутый итальянцами от Могадашо (каковое все еще не оставило надежд вернуть утраченные территории). Крохотная страна, юридически суверенная, с французской военно-морской базой, с американским присутствием, кое-как перебивавшаяся с хлеба на квас торговлей кофе и туризмом.
Следовало признать, что подготовили их хорошо — впрочем, как обычно. Неделю вбивали в головы полный расклад ситуации, не особенно и сложный по сравнению с другими уголками планеты.
На Африканском роге вспыхнула и разгорелась очередная войнушка, но в данном случае сюрреализма ей добавляло то, что оба участника, и Могадашо, и Аддас-Абабба, были давними клиентами СССР — и сейчас палили друг в друга из советских орудий, посылали друг на друга советские танки с вооруженной «калашами» пехотой. И, как легко догадаться, обе державы приставали с ножом к горлу к вершителям судеб из Кремля, назойливо и нудно требуя от Старшего Брата определиться наконец, выбрать одну из сторон в настоящие друзья, а другую, соответственно, определить в заклятые враги. Беда в том, что для больших геополитических игр Москве позарез требовались обе страны.
Самая настоящая война. Да вдобавок места эти кишели шаставшими туда-сюда через три границы партизанами, повстанцами и диверсантами — одних засылал к противнику Могадашо, других, соответственно, Аддас-Абабба, третьи хотели отторгнуть от помянутой Аддас-Абаббы северные провинции и провозгласить там великую державу, четвертые, наоборот, стремились присоединить Джаббати к Могадашо, пятые на иранские денежки пытались усилить иранское влияние, шестые стремились к тому же касательно Саудовской Аравии, еще три группировки воевали друг с другом и со всеми прочими. Посреди всего этого безобразия, уворачиваясь от всех конфликтующих сторон, сновали контрабандисты, озабоченные лишь примитивной выгодой, да тенями проскальзывали разведчики доброй дюжины прилегающих и отдаленных держав. И все до единого были для группы Мазура исключительно досадной помехой, а то и опасностью, требовавшей немедленной ликвидации.
Будь он помоложе, служи он поменьше, непременно пытался бы гадать и просчитывать, что ему предстоит делать. Но сейчас, во всеоружии жизненного опыта, даже не пытался ничего вычислять — когда надо будет, узнает. Достаточно и того, что легенду свою он заучил наизусть, так, что от зубов отскакивала: чех на сей раз, несмышленым пацаненком вывезенный родителями на Запад в шестьдесят восьмом году, немало поболтавшийся по Западной Европе и с достижением совершеннолетия пустившийся странствовать по планете в поисках дурных денег. Отсюда кое-какие познания в морском деле (долгонько плавал на третьеразрядных «коробках» под удобными флагами вроде либерийского). Отсюда и незнание «родного» чешского (забыл понемножку в Европах), и неплохое владение английским. Одним словом, легенда неплохая, не хуже и не лучше иных, тщательно проработанная специалистами своего дела и наверняка опиравшаяся на кое-какие реалии: если покопаться в архивах, быть может, и в самом деле отыщется Карел Маржик из Пардубиц, некогда увезенный родителями в Австрию и пустившийся в свое время странствовать по шарику.
У других, соответственно, были свои легенды, о которых никто не знал, кроме них самих и инструктора.
У других, соответственно, были свои легенды, о которых никто не знал, кроме них самих и инструктора. Это — на случай, если придется разделиться и поодиночке пробиваться на ту сторону пролива. Ну, а пока они оставались группой, никаких легенд на сей счет не имелось — поскольку все возможные проблемы следовало решать не болтовней и запудриванием мозгов, а огнем на поражение. Трудно, практически невозможно выдумать убедительную легенду для семерки вооруженных людей, крадущихся по чужой земле, — что ни выдумывай, ни одна живая душа не поверит, будто эти лбы с автоматами являются мирной экспедицией, посланной собирать редких бабочек или вести археологические раскопки.
Под потолком мигнула неяркая синяя лампочка, пилот обернулся в своем кресле и вытянул руку, повернув большой палец вниз. Мазур понятливо кивнул и вполголоса скомандовал:
— Приготовиться к высадке!
А про себя покрыл летуна последними словами: мог бы, сокол ночной, выдумать какой-нибудь другой жест, потому что этот как две капли воды походил на тот, каким в Древнем Риме отправляли на бесславное добивание поверженных гладиаторов. Наверняка у пилота были свои достоинства — кому попало такую миссию не поручат, — но вот историю он в школе учил скверно, ручаться можно.
Вертолет повис над темной водой, дверца распахнулась, и семеро один за другим, с высоты метра в полтора булькнули в теплые аравийские волны — практически без всплесков, сноровисто и уверенно. Разве что Вундеркинд, как с неудовольствием увидел прыгавший последним Мазур, немного нашумел, подняв брызги.
Вертолет развернулся и мгновенно исчез во мраке. Семеро, буксируя за собой на коротких линях полегчавшие в воде мешки, двинулись вереницей к берегу, до которого было мили четыре. Вундеркинда, как самое слабое звено, поместили шестым, между то и дело оглядывавшимся на него Землемером и замыкавшим процессию Мазуром. Они плыли, погрузившись метров на пять, неспешно и размеренно, и передний, колыша ластами, держал перед собой портативный гидрофон — ненароком угодить под киль совершенно постороннего судна было бы не только чревато, но и унизительно.
Из-за малой глубины мрак был не таким уж густым, над головой дрожало расплывчатое сияние — это свет звезд проникал в воду. Рыбья мелочь бросалась врассыпную, дно постепенно повышалось, вот уже прибрежные водоросли, растущие сплошным ковром, тысячами стеблей скользили по телу.
Потом настал самый критический момент — выход на берег. Те несколько минут, когда любой подводный десант беззащитен, как никогда, — он как бы и не в воде и как бы не на суше, баллоны пригибают к земле, снаряжение следует побыстрее снять, но ты прекрасно знаешь, что именно этого момента и ждет возможная засада, в случае чего всех положат точными очередями в полосе прибоя, потому что не будет времени вновь вскинуть баллоны на спину и уйти на глубину.
Обошлось. Берег был тихим и совершенно пустым, как весь этот прилегающий участок побережья — места малонаселенные, необжитые, суверенная территория Могадашо, то ли еще дружественного, то ли уже нет, кто их там разберет…
Акваланги и прочее подводное снаряжение укрыли в выкопанной у подножия невысоких скал глубокой яме, из профессиональной вредности поместив сверху две неизвлекаемых мины и обработав тщательно разглаженный песок жидкостью из баллончиков, отбивавшей нюх у любой собаки. И, не теряя времени, двинулись в глубь континента волчьей цепочкой — семеро белых людей без документов, в тропической форме песочного цвета без знаков различия, с западногерманскими автоматами, португальскими кинжалами и бельгийскими гранатами. Одним словом, черт знает кто.
Вел Вундеркинд, то и дело при тусклом свете крохотного, с карандаш, фонарика сверявшийся с картой и компасом.