Южное лето (Читать на Севере)

Змей

Они сидели на пляже на топчанах.
Один, в тёмных очках, ел семечки и плевал в кулёк.
Другой, в соломенной шляпе, его внимательно слушал.
— Они живут на дне океана и называются панцирные змеи.
Недавно поднялись на поверхность в Ленинграде.
Представляешь, трос диаметром 50 миллиметров стоит, качается.
Удар — и в судне дыра.
На пляже появились.
Кто-то видит — трос, хочет отодвинуть.
Удар!
Отлетел на три метра, и перелом ноги.
В одном общежитии перестала идти вода.
Вызвали водопроводчика.
Открутил он внизу под раковиной отстойник.
Оттуда голова.

Удар!
Он отлетел с поломанными рёбрами.
Но побежал…
Змей за ним.
Он к милиционеру — змей за ним.
Милиционер выхватил пистолет.
Выстрел. Попал в глаз.
Змей убит.
Всё!
Теперь скелет змея в военно-морском музее.
Панцирь — алмаз не берёт.
Полпанциря в танковый институт передали, полпанциря в ОМОН…
Но повторить не могут.
Здесь, в Аркадии, говорят, пацаны во время прибоя спину видели.
Но трезвого подтверждения нет.
А вот под Одессой в посадке удав напал на спортсмена — это точно.
Как они друг друга ни душили — никто не вырвался, оба погибли.
Но это подготовку надо иметь. Физическую. Оба имели.
А под Черниговом соловьи напали на корову.
А там жрать нечего.
Они ж вегетарианцы, на зерне.
Это ж невиданный случай, чтоб соловьи мясо жрали.
Это ж совсем другое пение по ночам.
Корова полудохлая, ей тоже жрать нечего.
Они ей повыклевывали все органы.
Сейчас опасаются за людей.
А соловьи тоже приспособились.
Один поёт — остальные нападают.
И размножаются во время нападения.
Знаешь, что хорошо против них — попса.
Не вся. Но определенные певцы.
Не помню фамилии, но этот, без зубов, как запоёт — все соловьи по дуплам.
И, говорят, два-три дня нападений нет.
А тут по селам еврей один с медведем ходил — танцевали оба под один бубен, волков отгоняли.
А волки налетели…
И, представляешь, еврею ничего не сделали — медведя порвали на куски.
Еврей этот, говорят, теперь с волками выступает.
Пока, конечно, панцирный змей на них не напал.
Ну, этот вообще не разбирается.
Ему по фигу, кто какой национальности.
Удар!
Где еврей, где медведь…
Звери, конечно, сволочи.
Дружишь с ними, дружишь, дрессируешь…
А он жрать захотел внезапно — и всё, привет!
Так что я опять к людям склоняюсь.
Ну… Айда в воду.
Ты море щупал? Как вода сегодня? Тёплая?

Кошка Фелиция

Наша кошка Фелиция, преданная, но мрачная красавица, принесла Наташе в постель половину мышки.

Я думаю, лучшую половину.
Она очень любит Наташу.
И не могла понять, отчего шум, гам, беготня.
Она шептала:
— Позвольте! Извините. Неужели после колбас, сосисок вам не хочется чего-то свеженького? Это деликатес.
Все кричали:
— Забери! Унеси!
— Ох, — вздохнула Фелиция. — И как их понять, если они сами себя не понимают. Не хотите есть свежую, можете отварить.
— Убери немедленно, гадкая тварь!
— Да уберу, уберу! — говорила Фелиция. — Лично я предпочитаю живую дичь. Это еда аристократов. Это во-вторых. А во-первых, ты её поймай! Подежурь с моё, погоняй по дому, а потом ори. Ничего не видела отвратительней хозяина в очках с солёным огурцом во рту.
Отойди. Дай пройти.
Дикари!

Собака Даша

Собака Даша у нас страдает.
В будке, на цепи, на проволоке.
Молодая, длинноногая, ласковая, но печальная.
Ночами воет. Будит. Беспокоит.
Встал я утром. Пришёл утром к ней.
— Ты чего воешь по ночам? — спросил я Дашу. — Я же молчу, хотя верчусь, храплю, страдаю. А ты воешь, Даша, воешь. Ты чего?
— Душа болит.
— Вот не знал, что у собак душа.
— Но мы же воем.
— А мы хохочем.
— Я думала, что это лай.
— Нет, хохот. Это когда мы слышим не то, что видим, мы начинаем хохотать. А вам кажется, что лаем. Но посмотри, я тебе и будку, и загончик, и еду…
— Нет, — сказала Даша. — Материально ничего. Но эти ночи… Ты когда-нибудь однажды ночью на цепи сидел?
— Боюсь, что да!
— В мои-то годы?
— Боюсь, что нет!
— Что же ты всего боишься, босс?
— Я каламбурю, пёс.
— А я и туда не могу, и здесь не могу. Вот, что ты сделал со мной, мой хозяин.
— Снять ошейник?
— А я уже сбегала. Музыка там. Кафе. Таких, как я, ханыг голодных…
— А я и не знал.
— А я вернулась. Я и сейчас из ошейника выдёргиваюсь, смотри… А вот так надеваю…
— Значит, и сбегать не хочешь?
— Нет… Валяюсь и вою. Как луна по краю облака ударит серебром — не могу, не могу… Я не могуууу…
— Ты выть мне перестань, собака.
— А ты теперь прикинь: мне сколько?
— Год примерно.

— А ты теперь прикинь: мне сколько?
— Год примерно. Это много?
— Да уже немало. Ты о детях что-нибудь слышал?
— Ха!
— Нас было шестеро. Нам было хорошо.
— Ну, вам и есть там было нечего.
— Зато все свои. Вот у тебя еды много, а свои есть?
— Ха…
— И меня ты вырвал, посадил на цепь. Налил миску и попрекаешь.
— Хочешь назад?
— Нет. И туда не хочу, и обратно. Конечно, здесь супы, уколы, прививки…
— Ты всем мешаешь.
— Ну выгони.
— Ты успокойся.
— Я спокойна.
— Завтра поедем знакомиться. Есть тут один… Полюбишь.
— Лучше его сюда.
— Нет… Он слишком дорогой. Так что сиди. Молчи. Нет… Нет! Молчи… Молчи…
Я вышел и сторожу приказал затянуть ей ошейник.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41