Гибсон посмотрел на меня и сказал:
— А ты классный парень, салага.
— Спасибо. Ладно, пока, ребята, — ответил я и пошел со двора.
Скрывшись из виду, я достал сигарету, спички и хотел прикурить, но руки просто ходили ходуном, и у меня ничего не получалось. Тогда я потряс ими, чтобы полностью расслабить, сделал несколько махов, прикурил и пошел дальше.
Вернувшись домой, я посмотрелся в зеркало. Убойное зрелище. Я чувствовал, что значительно продвинулся в нужном направлении.
Скинув с себя рубашку, я забросил ее под кровать. Мне нужно было найти способ отстирать с нее кровь. Рубашек у меня было немного, и исчезновение одной родители обнаружили бы моментально. Но я не сильно беспокоился на этот счет, ведь в кои веки день прошел для меня удачно.
38
Эйб Мартинсон настолько ничего не представлял собой, что только и годился, что для моего окружения. Но все же он был искренен в своем идиотизме. Можно простить идиота за то, что он честно ведет себя как идиот и никого не пытается одурачить. Хуже обстоит дело с идиотами-мошенниками. У Джимми Хэтчера были прямые черные волосы, чистая кожа, он не был так силен, как я, но старательно выпячивал грудь, одевался лучше, чем многие из нас, и умел со всеми ладить. Любил он это дело — со всеми ладить. Мать его работала прислугой в баре, а отец покончил с собой. Еще Джимми обладал красивой улыбкой, зубы у него были совершенные, и девчонки любили его даже несмотря на то, что он был беден. Я всегда видел его за разговором с какой-нибудь девчонкой. О чем он с ними беседовал? Я вообще не понимал, о чем может парень разговаривать с девчонкой. Женский пол был недосягаем для меня, и я делал вид, что его вовсе не существует.
Но с Хэтчером у меня складывалась другая ситуация. Гомиком он не был, я знал это, но все же продолжал липнуть ко мне.
— Слышь, Джим, чего ты таскаешься за мной? Мне не нравятся такие, как ты.
— Ах, завязывай, Хэнк, мы же друзья.
— Да?
— Да.
Он даже додумался до того, что однажды на уроке английского языка встал перед всем классом и прочитал свое сочинение под названием: «Достоинства дружбы». И пока он читал свою писанину, постоянно поглядывал на меня. Сочинение было глупое, бесформенное и пестрело штампами, но класс аплодировал, когда он закончил декламацию. А я сидел и думал: «Вот, значит, как думают люди. Что же я могу ответить на это?» И я написал контрсочинение под названием: «Достоинства недружелюбия». Но учительница не дала мне прочитать его перед классом. Она поставила мне «D».
Джимми, Плешивый и я каждый день вместе возвращались из школы. (Эйбу Мартенсону было с нами не по пути, что и спасало нас от его компании). Однажды, как обычно, мы втроем шли домой, и вдруг Джимми предложил:
— Эй, давайте зайдем к моей подружке. Я хочу вас познакомить.
— Раз хочешь, вот и ебись сам, — сказал я.
— Нет, нет, — запротестовал Джимми, — она классная девчонка. Просто познакомлю вас и все. Я ее еб только пальцем.
Я видел его девчонку — Анну Уизертон — она действительно была красивая — длинные каштановые волосы, большие карие глаза, спокойная и с отличной фигурой. Я никогда с ней не разговаривал, но знал, что она ходит с Джимми. Богатые парни пытались отбить ее у Джимми, но она отшивала их. Первоклассная девица.
— У меня есть ключи от ее дома, — уговаривал Джимми. — Мы зайдем и подождем ее. Они позже заканчивают учебу.
— Скучная перспектива, — упирался я.
— Да кончай ты, Хэнк, — вмешался Плешивый. — Что, торопишься домой, чтобы быстрее подрочить?
— В этом тоже есть своя прелесть, — ответил я.
Джимми открыл парадную дверь, и мы вошли в дом — чистое и уютное местечко. Навстречу нам выскочил маленький черно-белый бульдог и, виляя своим хвостом-обрубком, подбежал к Джимми.
— Это Бонис, — представил нам пса Джимми. — Бонис любит меня. Смотрите!
Джимми сплюнул себе на ладонь правой руки, схватил Бониса за пенис и начал подергивать его.
— Эй, ты что делаешь? — завопил Плешивый.
— Они держат его во дворе на привязи. Он никогда не пробовал сучку. Ему нужна разрядка! — объяснил Джимми, наращивая темп.
Член Бониса, отвратительно красный и тонкий, сочился мерзкой слизью. Пес начал поскуливать. Джимми, не отрываясь от дела, поглядел на нас.
— А вы знаете нашу любимую песню? Ну, нашу с Анной? Она называется «Когда багровый закат ложится на засыпающий сад».
Наконец Бонис кончил. Сперма выстрелила на ковер. Джимми встал и подошвой своего башмака размазал ее по ворсу ковра.
— На днях я выебу Анну. Это точно. Она сказала, что любит меня. Я тоже ее люблю, особенно между ножек.
— Ты животное, — сказал я. — Меня тошнит от тебя.
— Эй, Хэнк, я же знаю, что ты так не думаешь, — улыбнулся Джимми и пошел на кухню.
— У нее хорошая семья — отец, мать и брат. Брат знает, что я собираюсь дернуть Анну. Но он не может мне помешать, потому что я размажу его в говно. Он слабак. Эй, смотрите-ка сюда!
Джимми открыл холодильник и достал бутылку молока. У нас дома, по старинке, стоял ящик с искусственным льдом. Очевидно, Уизертоны были зажиточной семейкой. Джимми вывалил из ширинки член, содрал с бутылки картонную крышку, вложил головку в горлышко и поднатужился.