Вредно для несовершеннолетних

Но для того чтобы увидеть, что ценности различаются, не нужно исследовать племя идейцев кикапу. Голландские сексологи Тео Сандфорт и Пегги Коэн-Кеттенсис провели в Голландии опрос, аналогичный влиятельному опросу Фридриха, и получили поразительно несовпадающие результаты. Каждая пятая голландская мать видела свою дочь мастурбирующей при помощи какого-либо предмета, тогда как среди американских матерей таких было менее 1 процента; каждая пятая голландская мать сообщила, что ее маленький сын раздевал других людей, а из американских матерей такое сказали всего 4,4 процента. Сандфорт и Коэн-Кеттенсис высказали предположение, что, может быть, маленький Ханс чувствует себя раскрепощеннее, играя в комнате, в которой присутствует «мама», чем маленький Мэтью в комнате с «мамми», или что «мама» менее стесняется сообщать об этом интервьюеру. Повторное исследование, которое провел сам Фридрих в 1998 году, выявило, что «матери с более высоким уровнем образования и более либеральными взглядами на секс сообщили о большем количестве сексуального поведения» у своих детей, возможно, потому что чувствовали себя «более спокойно» по отношению к обсуждаемому предмету. Эти исследования обнажают нечто замечательное в отношении ценностей и исследований: своего рода принцип неопределенности Гейзенберга в социальной науке, о котором говорят антропологи, согласно которому присутствие наблюдателя и его точка зрения влияют на то, как он описывает — измеряет, так сказать — изучаемое явление. Увидеть не должно означать поверить, поскольку ценности влияют на то, что показывается (дети знают, что взрослые хотят видеть, а что не хотят, и в соответствии с этим выбирают, что скрывать), и ценности влияют на то, что мы замечаем. От моральных суждений, сознательных или неосознанных, зависит не только суждение о том, что нормально, но даже «научная» оценка того, что нормативно. «Негативная смычка секса с насилием» «Вот уже восемь лет я говорю о сексе как о явлении на континууме», — сказала Тони Кавана Джонсон, когда я взяла у нее интервью в 1996 году в ее офисе в Пасадене, штат Калифорния. Наверное, подозревая, что я — одна из ее очернителей, перед тем она отменила две условленные встречи со мной с целью проведения интервью, каждая из которых потребовала полудюжины телефонных звонков и нескольких факсов, а когда я прибыла-таки на назначенную в конце концов встречу, потратила первые двадцать минут из отведенного мне часа на то, чтобы допрашивать меня на предмет того, как я собираюсь представлять ее работу. Женщина, построившая крепкий бизнес на чрезвычайщине, теперь была полна решимости предстать перед публикой в образе друга умеренности. «Нормальная, здоровая сексуальность — вот что нам нужно в детях, — настаивала она (не определяя значения своих терминов). И добавила: — Проблема в негативной смычке секса с насилием». Конечно, детей следует отучать совать пальцы, куда не просят. Как и Джонсон, большинство наблюдателей, какую бы сторону баррикад в сексуальных дебатах они ни занимали (включая меня), повергает в ужас «негативная смычка», проявляемая двенадцатилетними мальчиками, которые развлекаются тем, что нападают на девочек в городских бассейнах, и старшеклассниками-футболистами, совершающими групповые изнасилования одноклассниц. Даже Верховный суд, удовлетворив в 1999 году иск девушки, обвинявшей свою школу в том, что она не защищала ее от неоднократных враждебных и нежеланных сексуальных «знаков внимания», заявил, что sexual harassment (можно перевести как «сексуальное надоедание» или даже как «сексуальные издевательства», хотя американские юристы и феминистки толкуют этот термин, как им заблагорассудится, нередко просто как выражение сексуального интереса, ухаживание и т.п., если оно происходит в «неположенном месте» или даже в любом месте, но всего лишь не по инициативе «жертвы» — прим. перев.) не следует рассматривать как нормальный ход событий в жизни подростков. Джонсон права в том, что помещает вопрос согласия в центр своих теорий. Но где эта «смычка» секса с насилием становится «негативной», и когда она становится достаточно «ненормальной», чтобы рассматривать ее как расстройство или как преступление? В точности так же, как слово злоупотребление, слово согласие для разных людей означает разные вещи. Переговоры, обсуждение условий являются частью детских сексуальных игр. Они могут включать в себя подкуп, хитрости, противоборство, взаимные уступки и элементы неравенства сил, как и любые другие взаимоотношения между детьми. «Старше и больше», однако, не обязательно означает «сильнее». И широкий диапазон поведения, в котором различия в силах между детьми играют роль, по всей видимости, является нормативным (или, если я разочаровала вас в нормативном, очевидно безвредным). Психологи Шэрон Лэм и Мэри Коуксли провели письменный опрос трехсот психологически здоровых студенток колледжа Брин Мор (престижный частный женский колледж в пригороде г. Филадельфия — прим. перев.) об их детском сексуальном опыте. Эти молодые женщины описывали волнующие игры в порнозвезд, проституток, изнасилования и секс-рабынь, в которые они играли, когда им не исполнилось еще и десяти лет, что указывает на то, что смычка секса с насилием, или смычка секса с неравенством сил, также может быть «нормальной». Симона де Бовуар в своих «Воспоминаниях благовоспитанной девицы» описала приятное возбуждение, которое она испытала, когда инсценировала на своей младшей сестренке «умерщвление плоти», практиковавшееся католическими святыми. А сексолог Лионор Тифер высказала мысль, что принуждение, даже если его необходимо корригировать, не следует патологизировать. «Дети толкаются, дерутся и требуют, пока их не приучают жить в обществе, — говорит она. — Агрессивность нормальна для детей». При нынешней американской культуре никого не должно удивлять, что, проявляя свою агрессивность, ребенок может использовать лингва-франка сексуальности как средство выражения своих эмоций.