Все эти «белые пятна» в данных исследований во всяком случае напоминают нам об одном: большинство тестов, проводимых с помощью карандаша и бумаги, снимают лишь тончайший верхний слой с глубин сексуальности. В плане информирования нас о желании или удовольствии то пожатие плечами ученицы Раковски может быть не менее красноречиво, чем вся имеющаяся у нас статистика. Изгнание сексуального желания и удовольствия не является исключительной особенностью школьных занятий, разумеется. Как мы видели в первой половине «Вредно для несовершеннолетних», понятие о том, что несовершеннолетняя сексуальность представляет собой проблему, буквально пронизывает наше мышление во всех областях. Если образы сексуального желания появляются в СМИ, критики называют их промывкой мозгов. В семье и между людьми разных возрастов, размеров или общественных положений секс всегда мыслится как принуждение и злоупотребление. В лучшем случае, секс в несовершеннолетнем возрасте — ошибка, достойная сожаления; в худшем — патология, трагедия или преступление. На секулярном языке общественного здравоохранения, занятие сексом — «рискованное поведение», подобное пьянству или анорексии. На языке религии — искушение и грех. Всю дорогу, как на правом политическом фланге, так и на левом, взрослые называют детскую сексуальность нормальной. Ненормальным, или нездоровым, считается, когда она приводит к каким-либо действиям. В «ответственных» кругах чуть ли не запрещено намекать, что юный секс — это не всегда что-то плохое, а говорить, что это что-то хорошее — встречается как ересь. Когда Наоми Вулф в своей довольно чопорной в прочих отношениях книге о подростковом сексе «Промискуитеты» одобрила идею эротического образования и привела несколько кросс-культурных примеров такового, рецензенты подняли ее на смех. Как вы, возможно, помните из вступления к «Вредно для несовершеннолетних», одна из былых редакторов этой книги — либеральная, высокообразованная мать мальчика-младшеклассника — считала благоразумным начать употреблять слово удовольствие как можно дальше от начала книги либо вовсе его избежать. В конце концов, есть что-то головокружительно утопическое в том, чтобы думать о сексуальном удовольствии, когда кругом маячат опасность и страх. Но идеализм — это только начало. Как нам быть одновременно реалистичными и идеалистичными в отношении секса? С маленькими детьми, детьми или подростками как нам их защищать, но не вторгаться, как учить, но не поучать, как быть серьезными, но не мрачными, игривыми, но не фривольными? Вторая часть книги предлагает некоторые способы того, как можно пересмотреть наши подходы к сексуальности детей и подростков, и приводит некоторые примеры разумной практики педагогов, родителей и друзей юности — практики, основанной на простом убеждении: эротическое удовольствие является даром и может быть подлинной радостью для людей всех возрастов.
II Разум и сексуальность
8. Факты
… и правдивый вымысел Я не знаю его — оно безыменное — это слово, еще не сказанное,Его нет ни в одном словаре, это не изречение, не символ.Нечто, на чем оно качается, больше земли, на которой качаюсь я,Для него вся вселенная — друг, чье объятье будит меня.Уолт Уитмен, «Песня о себе» (перевод Корнея Чуковского) Для Фрейда детская сексуальность была неустанным поиском «разведданных». Вожделение к информации не замещало собой вожделение к физическому удовольствию; оно его дополняло. Сексуальность с самого начала ищет язык, чтобы объяснить себя, пишет детский психолог Адам Филлипс, толкуя Фрейда, а опыт, переживаемый телом, вдохновляет на новые слова, на новые «теории» и «истории».В эру цензуры Фрейд поддерживал предоставление детям этого языка: информации об их частях тела и соответствующих процессах, о том, откуда дети берутся и как они родятся. Его наследники — отцы «сексуального обучения» Прогрессивной эры — задались целью спасти детей от невежественности и неосмотрительности, навязываемых викторианством — большей частью в форме родительской «сдержанности», и в течение двадцатого века открытости становилось так или иначе больше.Теперь, на заре двадцать первого века, когда СПИД все еще угрожает, а дети и подростки нуждаются в информации больше всего, направление течения переменилось в пользу того, чтобы говорить им меньше. Нам явилась стратегия цензуры, «переодетая» в совет родителям говорить больше, принять на себя роль первых сексуальных учителей для своих детей. Вот вам «семейная ценность», которую может поддерживать мейнстримный секспросвет, что-то такое, с чем никто, и в последнюю очередь его консервативные антагонисты, не будет спорить. Но эта кажущаяся безвредной, дружественной к родителям идея вряд ли будет иметь эффект, дружественный к детям. Я не могу отделаться от подозрения, что противники сексуального образования на основе школ с радостью осознают, что произойдет в случае, если задача сексуального образования будет целиком спихнута на семьи: почти никто не будет ее выполнять.Опросы подтверждают это подозрение. Родители говорят правильные слова: большинство из них согласны, что сексуальное просвещение должно быть их работой. Но когда дело доходит до сексуальных слов, не многие оказываются способны их говорить. Среди 1001 родителя, опрошенного в 1998 году Национальной ассоциацией коммуникации, секс был предметом, при котором они чувствовали себя «наименее в своей тарелке, обсуждая его» со своими детьми. Дети обнаруживают похожую неловкость и часто оценивают усилия своих родителей менее щедро, чем их мамы и папы, вероятно, хотели бы надеяться. «Паттерн, бросающийся в глаза прежде всего, — разница между родительским и подростковым восприятием» домашних разговоров о сексе, писала социолог Джанет Кан в 1994 году. Когда она опросила оба поколения в одних и тех же семьях, оказалось, что подростки неизменно помнят меньше тем этих разговоров, чем их родители. Национальное когортное исследование подросткового здоровья 1998 года нашло, что более половины подростков считают, что родители неплохо их понимают. Плохая новость состояла в том, что почти половина из них полагала, что мама и папа «врубаются» не совсем либо едва ли вообще «врубаются». То же исследование обнаружило, что 85 процентов матерей не одобряют, если их подростки совершают половое сношение, и сообщают эту свою ценность своим сыновьям и дочерям. В таких условиях не из каждой мамы получается наперсница сексуально активного юного человека, которой можно задать любой вопрос.