Вредно для несовершеннолетних

Политическое выражение этих страхов в конце двадцатого века пришло из двух чуть ли не диаметрально противоположных источников. С одной стороны были феминистки, чье политическое движение вскрыло истинные масштабы изнасилований и домашнего сексуального насилия против женщин и детей и добилось принятия законов, карающих насильников и положивших конец логике «жертва сама виновата». С другой стороны религиозные правые ввели в политику понятие о том, что женщины и дети нуждаются в особой защите, поскольку они «по природе» чужды всякому сексу. Как мы увидим далее, между двумя этими течениями возник нелегкий для них обоих, тем не менее имеющий прецеденты в истории, альянс. Сексуально консервативные феминистки объявили откровенную эротику насилием над женщинами; правые, собравшись с ними на некоем подобии встречи в верхах, проходившей на заседаниях Комиссии Миса по порнографии в 1986 году, ухватились за их теорию, дабы оправдать тотальные репрессии против взрослой порнографии, а затем и против якобы засилья «детской порнографии». Охота на ведьм, развернувшаяся по поводу «сатанистского сексуального использования детей» (которое как нельзя кстати подоспело к панике по поводу детской порнографии, а позже переросло в общую панику по поводу «злоупотребления детьми»), подействовала на страхи феминисток и правых, как философский камень. Феминистские волнения по поводу беззащитности детей перед похотью взрослых постепенно разрослись в целую индустрию психотерапии, главным занятием которой является выискивание «забытого» сексуального злоупотребления в детстве пациенток. Религиозные консерваторы, в основном женщины из среднего класса, чувствующие угрозу своим «традиционным» семьям, исходящую от социально-сексуальных тектонических сдвигов, начавшихся в то время, перевели эти волнения на язык своих собственных мрачных предчувствий. Они видели, как «святотатство» — в виде абортов, разводов, гомосексуализма, внебрачного подросткового секса и секспросвета — повсюду изгоняет «святость». Для них не было ничего удивительного в том, что взрослые, с главным групповым насильником Сатаной во главе, объединяются в подпольные «сети», чтобы насиловать невинных детей. На протяжении четверти века, в тесном сплетении умышленных политических стратегий, профессиональной беспринципности и народного остолбенения, сексуальное беспокойство накалялось до уровня тревоги, которая, бурно вскипая, выливалась во всеобщую панику; истерия полностью вытеснила рациональный дискурс, даже в залах солидных информационных агентств и высших судов. СМИ сообщали о том, что детям угрожают такие сексуальные опасности, которые их родителям не снились и в страшном сне. Помимо остервеневших от похоти сатанистов, отовсюду выпрыгивали интернетные хищники-обманщики, скаутские вожатые-порнографы, священники-насильники — СМИ заполонила целая армия сексуальных злодеев, которая, как утверждалось, была более коварной и многочисленной, чем когда-либо прежде. «Наставления «не разговаривай с незнакомыми» уже не достаточно, — гласила надпись на задней обложке опубликованной в 1997 году «книги советов» Кэрола Коупа «Stranger Danger» (англ. stranger — незнакомец, danger — опасность, букв. «опасность, исходящая от незнакомцев»). — Того, что работало тогда, когда мы сами были детьми, для современного мира просто мало». Полицейские проводили инструктажи среди воспитанников детских садов на предмет того, как отличить «хорошее прикосновение» от «плохого прикосновения», учителя младших классов преподавали своим ученикам краткий курс (с последующими контрольными вопросами) по теме «sexual harassment», колледжи проводили с первокурсниками семинары по теме «изнасилование на свидании» в первую же неделю после их зачисления. А начиная с первого урока секспросвета детей муштровали в строгостях воздержания, в умении сказать «нет», чтобы защититься от безудержного вожделения как своих сверстников, так и своего собственного. Реальной новостью, стоявшей за всеми этими «новостями», гораздо более правдоподобной и потому, вероятно, гораздо более пугающей для послевоенного поколения родителей, чем сказки о насильниках младенцев в черных балахонах, была новость о том, что подростки занимаются сексом все больше, начинают им заниматься все раньше и их секс становится все изощреннее, со все более серьезными последствиями. А эта новость не далека от истины. Более раннее физическое созревание в сочетании с более поздним вступлением в брак означает, что между наступлением физической готовности к сексу и его «легализацией» проходят от пятнадцати до двадцати лет. Поэтому вряд ли кого-то удивит, что 90 процентов гетеросексуальных американцев совершают свое первое половое сношение до того, как вступают в брак (если вообще в него вступают), и у большинства из них это происходит до того, как им исполняется 20 лет (teenager по-английски — лицо в возрасте от 13 до 19 лет включительно; на русский это слово обычно переводят как «подросток» либо — реже — «тинейджер»; в оригинале книги teenager и adolescent — собственно «подросток» — употребляются как синонимы — прим. перев.). Один из четырех таких подростков заражается ЗППП каждый год: чаще всего это генитальный герпес, гонорея или хламидиоз. С другой стороны, страх того, что дети занимаются сексом в средних классах школы, большей частью не обоснован: всего лишь две из десяти девочек и три из десяти мальчиков совершают свое первое половое сношение до того, как им исполняется пятнадцать лет; при этом среди подростков африканского происхождения таких больше, чем среди подростков латиноамериканского происхождения, а среди подростков латиноамериканского — больше, чем среди подростков европейского происхождения.