В то утро — а может быть, день или вечер, поскольку время суток не имело значения — я пришла в библиотеку раньше мисс Винтер и дожидалась ее, стоя у окна. Моя бледная сестра-близнец прижала кончики своих пальцев к моим, притягивая меня умоляющим взглядом, затуманивая оконное стекло своим холодным дыханием. Чтобы соединиться с ней, мне нужно было всего лишь разбить эту хрупкую преграду.
— На что вы смотрите? — раздался позади меня голос мисс Винтер.
Я медленно повернулась.
— Сядьте! — резко скомандовала она. И затем: — Джудит, подбросьте еще дров в огонь и, будьте добры, принесите этой девушке что-нибудь поесть.
Я села на стул.
Джудит принесла чашку какао и тосты. Мисс Винтер продолжила рассказ, а я слушала, прихлебывая горячий напиток.
***
«Я вам помогу», — сказал он. Но что он мог сделать? Он был слишком молод.
Я избавилась от юнца, послав его за доктором Модели, а сама тем временем заварила крепкий сладкий чай и выпила подряд несколько чашек. Мне нужно было многое обдумать, и обдумать быстро. К тому времени, как опустел заварочный чайник, мои глаза были уже сухими. Пришла пора действовать.
Я успела подготовиться к их приходу. Услышав на аллее шаги юнца и доктора, я вышла им навстречу.
— Эммелина, бедное дитя! — воскликнул доктор и протянул руки в сочувственном жесте, словно хотел меня обнять.
Я сделала шал назад, и он остановился.
— Эммелина?
Он растерялся, мучительно соображая. Или Аделина? Но как такое возможно? Нет, это исключено. Он не рискнул произнести мое имя.
— Извините, — пробормотал он неловко.
Я не помогла ему выйти из затруднения. Вместо этого я расплакалась.
Не по-настоящему. Мои истинные слезы — а у меня их накопилось много — оставались при мне. Я знала, что вскоре — этим вечером, завтра или, может, через несколько дней — я заплачу по-настоящему и буду плакать часами, оставшись одна. Плакать о Джоне. Плакать о себе. Я буду громко рыдать, вопить сквозь слезы, как плакала в раннем детстве, когда только Джон мог меня утешить, гладя по голове своей шершавой, пахнувшей табаком и сырой землей ладонью. Это будут горячие и тяжелые слезы, и когда они иссякнут (если иссякнут), мои глаза превратятся в две красные воспаленные щелки, через которые я едва смогу видеть мир.
Но мои настоящие слезы не предназначались для доктора и ему подобных. Его я удостоила лишь поддельных, обильно струившихся из моих зеленых глаз, как кристаллики алмазов, чудесным образом порождаемые изумрудами. И это сработало. Если вы ослепите мужчину взглядом ярко-зеленых глаз, он легко поддастся гипнозу и ни за что не догадается, что эти самые глаза внимательно следят за каждым его действием.
И это сработало. Если вы ослепите мужчину взглядом ярко-зеленых глаз, он легко поддастся гипнозу и ни за что не догадается, что эти самые глаза внимательно следят за каждым его действием.
— Боюсь, я уже ничем не могу помочь мистеру Коупенсу, — сказал он после осмотра тела.
Я не привыкла к официальной фамилии Джона; она резала мне слух.
— Как это произошло? — Доктор посмотрел вверх на балюстраду, где Джон собирался что-то подправить, а затем склонился над упавшей стремянкой. — Соскочила стопорная скоба?
Сейчас я уже могла относительно спокойно глядеть на мертвое тело.
— Может, он поскользнулся? — предположила я. — Потерял равновесие, ухватился за лестницу и потянул ее за собой?
— Никто не видел, как он упал?
— Наши комнаты на другой стороне дома, а этот был в огороде.
Юнец стоял чуть поодаль, избегая смотреть на труп.
— М-да… У него не было семьи, насколько я помню.
— Он жил здесь один.
— Понятно. А где ваш дядя? Я должен с ним поговорить.
Я не знала, что именно Джон поведал юнцу насчет Чарли.
Пришлось разыграть все с листа.
Со слезами в голосе я сообщила доктору, что наш дядя уехал.
— Уехал?! — озадачился доктор.
Юнец никак не среагировал. Значит, для него эта информация не стала сюрпризом. Он стоял, разглядывая носки своих ботинок и гравий, лишь бы не смотреть на мертвеца. «Тюфяк», — успела подумать о нем я, прежде чем продолжить вслух:
— Дядя вряд ли появится здесь в ближайшие дни.
— А когда он должен появиться?
— Дайте вспомнить, сколько дней назад он уехал… — Я наморщила лоб, делая вид, что считаю в уме дни, а затем, переведя взгляд на труп, вдруг покачнулась, как будто у меня подкосились ноги.
Доктор и юнец тут же подхватили меня с двух сторон.
— Ничего-ничего, — бормотал доктор. — Обсудим это попозже.
Я позволила им провести меня вокруг дома до заднего крыльца.
— Я не знаю, что мне с этим делать, — сказала я, когда мы огибали угол.
— С чем именно? — уточнил доктор.
— Я о похоронах.
— Вам не придется ничего делать. Я свяжусь с похоронным бюро, а об остальном позаботится священник.
— Но как быть с деньгами?
— Все оплатит ваш дядя, когда вернется. Кстати, куда он уехал?
— А если он задержится надолго?
— Вы полагаете, он может задержаться?
— Не исключено. Он ведь такой… непредсказуемый.
— Да, это верно.
Юнец открыл кухонную дверь, и доктор довел меня до кресла, в которое я не села, а буквально рухнула.
— Денежными вопросами займется адвокат, если возникнет такая необходимость. А где же ваша сестра? Она знает о случившемся?