— Слава тебе, господи! Я бы себе никогда не простил. Подожди немного, и я… я сейчас вернусь… одна минута…
И он поспешно удалился. Его ноги безупречно протанцевали между многочисленными препятствиями и поскакали вверх по лестнице, тогда как его торс спокойно плыл над ними, словно не имея никакого отношения к череде стремительных движений, совершаемых нижней частью тела.
Я сделала глубокий вздох и стала ждать.
— Чайник скоро закипит, — объявил он, вернувшись.
В его руке я увидела стандартный пакет первой помощи, белый с красным крестом, из которого он извлек пузырек йода и марлевый тампон.
— Я всегда говорил: «Кто-то когда-нибудь здесь точно покалечится» — и на такой случай много лет держал эту аптечку.
Лучше перестраховаться, верно? Ох ты, бедняжка… — Он страдальчески поморщился, прижигая мое пораненное колено йодом. — Потерпи чуть-чуть, моя милая.
— У вас здесь есть электричество? — спросила я. От всего происходящего у меня шла кругом голова.
— Электричество? В этих-то руинах? — Мой вопрос его поразил и, вероятно, навел на мысль о сотрясении мозга, сказавшемся на моей способности рассуждать здраво.
— Мне показалось, вы что-то говорили о закипающем чайнике.
— А, понимаю! У меня есть походная плитка. Раньше я пользовался термосом, но… — Он тряхнул головой. — Чай из термоса не так вкусен, ты согласна? Сильно болит?
— Уже лучше.
— Молодец. А шмякнулась ты здорово!.. Но вернемся к чаю: с лимоном и сахаром тебя устроит? Молока, увы, нет. Как и холодильника.
— С лимоном будет в самый раз.
— Отлично. Погода нынче ясная, так что будем пить чай на свежем воздухе.
Он направился к парадной двери и отодвинул засов. Со скрипом — хотя и не таким сильным, как можно было ожидать, -створки разошлись в стороны. Я начала подниматься с пола.
— Не шевелись!
Великан протанцевал обратно и склонился надо мной, после чего я взлетела в воздух и была плавно вынесена наружу. Он усадил меня бочком на спину одной из каменных кошек, которыми я восхищалась часом ранее.
— Подожди здесь, я скоро вернусь и угощу тебя превосходным чаем! — сказал он, удаляясь обратно в дом.
Я видела, как его широкая спина всплыла по лестнице и исчезла в коридоре второго этажа.
— Тебе удобно?
Я кивнула.
— Чудесно! — Он улыбался так, словно это и впрямь было чудом. — Думаю, нам пора познакомиться. Меня зовут Лав. Аврелиус Альфонс Лав. Или просто Аврелиус.
Он смотрел на меня выжидающе.
— Маргарет Ли.
— Маргарет. — Он расплылся в улыбке. — Великолепно. Просто великолепно. Угощайся.
Он поместил какой-то сверток между ушей черной кошки и медленно, уголок за уголком, его развернул. На салфетке лежали два больших куска темного кекса. Я взяла свою долю и впилась в нее зубами. Кекс оказался идеальным угощением для такого холодного дня: щедро приправленный имбирем, сладкий и пряный одновременно.
Кекс оказался идеальным угощением для такого холодного дня: щедро приправленный имбирем, сладкий и пряный одновременно. Великан налил чай в изящные фарфоровые чашки, поднес мне сахарницу, а затем извлек из нагрудного кармана синий бархатный футляр и открыл его. Внутри на подкладке лежала серебряная чайная ложка, ручку которой украшала вытянутая буква «А» в виде стилизованного ангела. Я взяла ложечку, помешала свой чай и вернула ему.
Я отдала должное еде и питью, а радушный хозяин меж тем устроился на спине второй кошки — или, скорее, котенка, каковым тотчас обернулся в сравнении с ним сей монументальный зверь. Он ел молча, аккуратно и сосредоточенно. При этом он поглядывал на меня, стараясь определить, нравится ли мне угощенье.
— Очень вкусно, — сказала я. — Полагаю, это домашняя выпечка?
Расстояние между двумя кошками достигало десятка футов, и, обращаясь друг к другу, мы были вынуждены слегка повышать голос, что придавало беседе налет театральности, словно мы работали на публику. И у нас действительно была публика. На опушке парка в лучах солнца стоял олень, с любопытством нас разглядывая. Спокойный и настороженный одновременно, он был абсолютно неподвижен, только ноздри трепетали при дыхании. Обнаружив, что я его заметила, он не попытался бежать — вероятно, решил, что меня можно не опасаться.
Мой сотрапезник вытер пальцы салфеткой, встряхнул ее, очищая от крошек, и сложил вчетверо.
— Понравилось? Этот рецепт мне дала миссис Лав. Я научился печь этот кекс, когда был еще ребенком. Миссис Лав великолепно готовила. И вообще чудесная была женщина. Увы, сейчас ее с нами нет. Конечно, она прожила долгую жизнь, но хотелось надеяться… Стало быть, не суждено.
— Понимаю, — сказала я, хотя на самом деле поняла далеко не все.
Кто была миссис Лав — его жена? Однако он сказал, что пек ее кексы еще в детстве. Если же это была его мать, почему он назвал ее «миссис Лав»? Две вещи, впрочем, были очевидны: то, что он ее любил, и то, что она умерла.
— Мне очень жаль, — сказала я.
Он принял мои соболезнования с печальным выражением лица, но уже через секунду оно прояснилось.
— Думаю, это можно считать достойным памятником в ее честь, как по-твоему? Я говорю про кекс.
— Безусловно. А как давно вы ее потеряли? Он задумался, вспоминая.
— Примерно лет двадцать тому. Хотя мне кажется, что прошло много больше. Или меньше. Это ведь как посмотреть.