Тринадцатая сказка

На спинке стула я обнаружила золотистую шелковую шаль. Я накинула ее на абажур, чтобы смягчить и рассеять слишком резкий свет, падавший на ее лицо.

В комнате было тихо; я сидела и смотрела на нее, а когда она заговорила, я еле расслышала ее шепот.

— Сказать правду? Что ж, попробуем…

Слова отделялись от ее губ и, слабо вибрируя, зависали в воздухе. Но вот они нашли верное направление, и рассказ начался.

***

Я не была добра с Амбросом. Хотя могла бы. И даже, пожалуй, должна была. В любой другой обстановке это выглядело бы вполне естественно: он был видным парнем, высоким и сильным, и его волосы красиво отливали золотом в лучах солнца. Я знала, что нравлюсь ему, и он не был мне безразличен. Но я не дала волю этому чувству. Я целиком посвятила себя Эммелине.

— Я недостаточно хорош для тебя, да? — однажды спросил он напрямик.

Я сделала вид, что его не слышу, но он был настойчив.

— Если я тебе не пара, скажи это мне в лицо!

— Ты даже не умеешь читать и писать, — сказала я. — Ты неграмотен.

Он улыбнулся, взял карандаш с подоконника и начал выводить буквы на каком-то подвернувшемся под руку бумажном клочке. Дело продвигалось медленно, буквы клонились из стороны в сторону, но разобрать их было можно: «Амброс». Закончив, он с гордостью показал мне свое написанное имя.

Я выхватила у него бумагу и, скатав в шарик, бросила ее на пол кухни.

Закончив, он с гордостью показал мне свое написанное имя.

Я выхватила у него бумагу и, скатав в шарик, бросила ее на пол кухни.

Он перестал приходить на ежедневные чаепития. Я пила чай в одиночестве, без привычной сигареты, сидя в старом кресле Миссиз и прислушиваясь к его шагам и звяканью лопаты снаружи. Ближе к вечеру он появлялся в дверях и вручал мне птицу или кролика — молча, с каменным лицом, отводя глаза. Он поставил крест на ухаживании. Как-то раз, прибираясь на кухне, я нашла в углу скомканную бумажку с его именем. Мне стало стыдно за себя, и я, вместо того чтобы выбросить этот клочок, зачем-то сунула его в висевшую за дверью охотничью сумку, в которой он обычно приносил дичь.

Когда я поняла, что Эммелина беременна? Это случилось через несколько месяцев после того, как юнец перестал пить со мной чай. Я догадалась об этом раньше, чем сама Эммелина; она была не из тех, кто следит за изменениями в собственном организме или думает о последствиях своих действий. Я расспросила ее об Амбросе. Пришлось потратить много времени и сил, пока она поняла, о чем именно ее спрашивают; при этом она совершенно не могла взять в толк, почему я сержусь.

— Он был такой грустный. Ты его обидела.

Вот и весь ответ, какой мне удалось из нее вытянуть. О юнце она говорила с сочувствием, а ко мне обращалась с мягким упреком.

— Ты хоть понимаешь, что у тебя будет ребенок? — спросила я.

Облачко изумления легко проскользнуло по ее лицу и тотчас растаяло. Казалось, ничто не могло поколебать ее безмятежное спокойствие.

Я уволила Амброса. Я выдала ему плату до конца недели и сказала, что больше не нуждаюсь в его услугах. Я избегала смотреть на него в ходе разговора. Я ничего ему не объяснила. Он ничего не спрашивал.

— Можешь идти, — объявила я. — Прямо сейчас.

Однако это было не в его правилах. На момент моего появления он был занят посадкой картошки и теперь довел до конца рядок, а затем тщательно очистил садовые инструменты, как его учил Джон, и отнес их в сарай. Покончив с этим, он постучал в дверь кухни.

— А где вы будете брать мясо? Ты хоть знаешь, как зарезать курицу?

Я покачала головой.

— Идем, — позвал он, и я последовала за ним к птичнику. — Это надо делать быстро, — пояснял он. — Быстро и чисто. Не задумываясь.

Он поймал одну из бродивших у нас под ногами птиц, зажал ее под мышкой и показал жестом, как надо сворачивать шею.

— Понятно? Я кивнула.

— Тогда попробуй сама.

Он отпустил курицу, которая, хлопая крыльями, приземлилась среди своих товарок и вскоре затерялась в птичьей толчее.

— Что, прямо сейчас?

— А что вы будете есть сегодня на ужин?

Куры бродили по загону, поклевывая семечки; их рыжие перья блестели на солнце. Я попыталась схватить одну из них, но та ускользнула. Я бросилась на другую, и с тем же успехом. Третья попытка оказалась более удачной: я неловко, за ногу, поймала курицу, которая закудахтала и панически забила крыльями. Удивляясь про себя, как это юнец так легко с ними справляется, я в результате упорной борьбы зажала жертву у себя под мышкой и нащупала пальцами ее шею.

— Быстро и чисто, — напомнил юнец, наблюдавший за моими действиями. По его голосу чувствовалось, что он сомневается в моих способностях.

Я собиралась убить птицу. Я настроилась убить птицу. И я стиснула ее шею. Но мои пальцы подчинились мне лишь отчасти. Сдавленный вопль вырвался из куриного нутра, и я, растерявшись, ослабила хватку. В следующую секунду птица вырвалась у меня из-под мышки, но моя рука инстинктивно продолжала сжимать ее горло. Курица отчаянно молотила воздух крыльями и ногами, пытаясь освободиться, и это ей почти удалось.

Стремительным движением юнец выхватил у меня курицу, и в тот же миг с ней было покончено.

Он протянул мне тушку, и я заставила себя ее взять — теплую, тяжелую, безжизненную.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145