— Но ведь ваш доктор…
— Да, он корректирует дозу каждую неделю или раз в десять дней. Но ее никогда не хватает на весь промежуток времени до следующего приема. Доктор с этим строг — он, видите ли, не хочет оказаться моим невольным убийцей и предоставляет эту роль волку.
Она посмотрела на меня сурово; затем ее лицо несколько смягчилось.
— Таблетки всегда под рукой, видите? И стакан воды. Стоит мне захотеть, и я в любое время положу конец мучениям. Только не вздумайте меня жалеть. Я сама избрала этот путь, потому что мне нужно продержаться подольше и еще кое-что сделать.
Я кивнула и сказала:
— Хорошо.
— Ну так давайте продолжим. На чем мы остановились?
— Жена доктора. Лежит в комнате. Удар скрипкой, — вкратце напомнила я.
И мы продолжили.
***
Чарли не привык решать проблемы.
Проблем этих у него было предостаточно — дырявая крыша, лопнувшие оконные стекла, дохлые голуби в мансарде и так далее, — однако он ими пренебрегал. Или не замечал вовсе, будучи далек от реальной жизни. Если дождевая вода через дыры в крыше заливала одну комнату, он просто перебирался в другую, благо дом был достаточно просторен. Возможно, при его неповоротливом уме Чарли толком не уяснил, что люди должны периодически предпринимать некоторые усилия для того, чтобы поддерживать свои жилища в порядке. С другой стороны, разрушение было как раз во вкусе Чарли. Среди разрухи он чувствовал себя в своей стихии.
Но даже для Чарли безжизненное тело докторской жены в его доме являлось проблемой, которой он не мог пренебречь. Куда ни шло, если бы здесь умер кто-нибудь из своих… Но посторонний — это уже другой коленкор. Что-то нужно было делать, но что именно? Чарли пребывал в растерянности, молча глядя на докторшу, когда та вдруг застонала и поднесла руку к своей разбитой голове. Хотя Чарли и был туповат, он понял, что это означало. Неприятностей теперь было не избежать.
Миссиз отправила Джона-копуна за доктором, и тот не замедлил с прибытием.
Неприятностей теперь было не избежать.
Миссиз отправила Джона-копуна за доктором, и тот не замедлил с прибытием. Какое-то время казалось, что предчувствие надвигающейся катастрофы обмануло Чарли, — докторша почти не пострадала физически, да и полученное ею нервное потрясение было не столь уж сильным. Она отказалась от бренди, но выпила чашку чая и вскоре совершенно оправилась.
— Это была женщина, — сообщила она. — Женщина в белом.
— Глупости, — поспешно заявила Миссиз. — Здесь нет женщины в белом.
В глазах докторши блестели слезы обиды, но она твердо стояла на своем:
— Но я же сама видела, — это была женщина хрупкого сложения в белом платье. Она сидела в шезлонге, а потом вдруг поднялась и…
— Ты ее хорошо разглядела? — спросил доктор Модели.
— Нет, все случилось слишком быстро.
— Уверяю вас, это невозможно, — прервала ее Миссиз. Голос звучал сочувственно, но тон был категоричен. — В доме нет никаких женщин в белом. Вы, должно быть, увидели призрак.
Тут впервые подал голос Джон-копун:
— Говорят, здесь водится нечистая сила.
Присутствующие одновременно посмотрели на разбитую скрипку, валявшуюся посреди комнаты, а затем на шишку, что вздулась над виском миссис Модели, однако никто из них не успел высказаться по поводу призрачной версии происшедшего, поскольку в дверях появилась Изабелла. Стройная и гибкая, она была облачена в платье бледно-лимонного цвета; нечесаные волосы лежали как попало, прекрасные глаза Диковато блуждали по комнате.
— Похожа эта женщина на ту, что нанесла удар? — спросил доктор свою жену.
Миссис Модели сравнила Изабеллу с картинкой, запечатлевшей в ее памяти. Так ли уж велика разница между белым и бледно-лимонным цветами? Можно ли назвать сложение этой женщины хрупким? В какой степени удар скрипкой по голове может повлиять на восприятие действительности? Докторша была не уверена, однако вид ярких изумрудных глаз вызвал в ней какую-то ассоциацию с недавним происшествием, и она решилась:
— Да. Это та самая женщина.
Миссиз и Джон-копун старались не смотреть друг на друга.
С этого момента доктор позабыл о своей пострадавшей супруге и сосредоточился на Изабелле. Разглядывая ее пристально и дружелюбно, хотя и с некоторой тревогой, он задавал ей вопрос за вопросом. Если она отказывалась отвечать, доктор не настаивал, а ее немногие ответы — то игривые, то раздраженные, а то и вовсе бессмысленные — выслушивал с величайшим вниманием, одновременно делая пометки в своем блокноте. Взяв ее за кисть, чтобы измерить пульс, он заметил многочисленные шрамы от порезов на внутренней стороне ее предплечья.
— Она сделала это сама?
Миссиз неохотно признала: «Да», и доктор пожевал губами, что являлось признаком серьезной обеспокоенности.
— Могу я поговорить с вами наедине, сэр? — спросил он у Чарли.
Тот никак не прореагировал, однако доктор настойчиво взял его под руку и со словами: «Может, пройдем в библиотеку?» — вывел из комнаты.
Оставшиеся в гостиной Миссиз и супруга доктора ждали, делая вид, что не прислушиваются к голосам, доносившимся из библиотеки. Собственно, оттуда доносился лишь один голос, негромкий и спокойный. Когда этот голос умолк, раздалось «Нет!» и еще раз «Нет!» — то были резкие выкрики Чарли, а затем вновь заговорил доктор. Они отсутствовали довольно долго, и односложные протесты Чарли повторялись еще не раз, прежде чем дверь отворилась и доктор вошел в гостиную. Вид у него был серьезный и взволнованный. Из-за его спины донесся вопль отчаяния и бессилия, на что доктор лишь поморщился и прикрыл за собой дверь.