В другой раз я проснулась среди ночи от какого-то звука. Он уже угас, но я продолжала всем телом ощущать его отголоски. Я выскочила из постели и помчалась на лестницу. Эммелина следовала по пятам за мной.
Мы выскочили на галерею одновременно с появлением Джона, который спал на кухне и также был разбужен странным звуком. Вот что мы увидели: в центре холла стояла Миссиз в ночной рубашке и смотрела вверх. У ее ног лежал большой камень, а в потолке над ее головой зияла дыра. В воздухе висело густое облако пыли. Клубы ее кружились, частью поднимаясь, частью опускаясь, словно не могли определиться, где им осесть и оседать ли вообще. Куски штукатурки и дерева продолжали сыпаться сверху со звуком, напоминающим дробный топот мышиных лапок; я чувствовала, как Эммелина позади меня подпрыгивает всякий раз, когда кирпич или доска обрушивались на потолок над нашими головами.
Каменные ступени были холодными, а щепки и острые осколки кирпичей впивались в босые пятки, когда я спускалась по лестнице. В эпицентре этого разгрома, окутанная клубами пыли, стояла Миссиз, похожая на привидение. Пыльно-серые волосы, пыльно-серые руки и лицо, пыльно-серые складки ее длинной ночной рубашки. Она стояла неподвижно и смотрела вверх. Я стала рядом с ней и взглянула туда же. Мы видели дыру в потолке, а над ней еще одну такую же и еще одну этажом выше. Мы видели клочья обоев в спальне второго этажа, голую обрешетку на третьем и бледно-серые стены в мансарде. А над всем этим, прямо над нашими головами, мы видели дыру в крыше и ночное небо. Звезд видно не было.
Я взяла ее за руку.
— Идем, — сказала я. — Ни к чему тут стоять.
Я повела ее прочь, и она слушалась меня, как малое дитя.
— Я уложу ее в постель, — сказала я Джону.
Он кивнул и сказал: «Да». Голос его звучал глухо и пыльно. У него едва хватало сил смотреть на Миссиз.
Он кивнул и сказал: «Да». Голос его звучал глухо и пыльно. У него едва хватало сил смотреть на Миссиз. Он медленно поднял руку, указывая на пробитый потолок. Это был жест утопающего, подхваченного сильным течением и уже смирившегося со своей участью.
— Я это поправлю, — сказал он.
Спустя час, когда Миссиз была уже умыта, переодета в чистую рубашку и уложена в постель, я застала Джона там же, где его оставила. Он замер, не сводя взгляда с точки, в которой недавно стояла Миссиз.
Когда на следующее утро Миссиз не появилась на кухне, я отправилась ее будить, но она уже не могла проснуться. Ее душа покинула нас, улетев через дыру в крыше.
— Мы ее потеряли, — сказала я на кухне Джону. — Она умерла.
Выражение его лица не изменилось. Он по-прежнему смотрел в пространство, словно не расслышал моих слов.
— Да, — наконец произнес он почти беззвучно. — Да.
У меня было такое чувство, что наш мир пришел к концу. Мне хотелось только одного: сидеть неподвижно, как Джон, ничего не предпринимая и глядя в никуда. Но время отнюдь не остановилось. Я слышала стук своего сердца, отмеряющего секунду за секундой. Я испытывала все возрастающие голод и жажду. Мне было так грустно, что я легко примирилась бы с собственной смертью, однако вместо этого я была скандальным и абсурдным образом жива — и даже слишком жива, потому что, могу поклясться, явственно ощущала, как растут мои волосы и ногти.
При всей тяжести на сердце, я не могла, подобно Джону, отдаться на волю судьбы. Эстер исчезла; Чарли исчез; Миссиз исчезла; Джон в известном смысле исчез тоже, хотя я надеялась, что он еще вернется. И теперь настал черед той самой «девочки из мглы»: ей пора было выходить на первый план. Время игр закончилось, надо было взрослеть.
— Я заварю чай, — сказала я.
Это прозвучал не мой прежний голос. Другая девочка — толковая, умелая, нормальная девочка — брала бразды правления в свои руки. Она, похоже, знала, что нужно делать. Впрочем, я не так уж сильно этому удивилась. Разве я до того не проводила большую часть своего времени, следя за другими людьми — следя за Эстер, следя за Миссиз, следя за жителями деревни?
И вот сейчас я тихонько наблюдала за тем, как эта нормальная девочка ставит на огонь чайник, отмеряет порцию чая из жестянки, заваривает его и разливает в чашки. Она положила два кусочка сахара Джону и три кусочка мне. Все было готово. Я отхлебнула из чашки и, когда горячий сладкий чай достиг моего желудка, наконец-то перестала дрожать.
СЕРЕБРЯНЫЙ САД
Еще до пробуждения я почувствовала: что-то изменилось. Спустя мгновение, еще не открыв глаза, я поняла, что это было. Это был свет.
Исчез тоскливый сумрак, населявший мою комнату с самого начала месяца; исчезли таившиеся по углам хмурые тени; исчезло ощущение безысходности. Светлый прямоугольник окна излучал мерцающее сияние, которое проникало повсюду в моей комнате. Я так давно его не видела, что испытала бурный прилив радости, как будто закончилась не просто ночь, но и вся зима. Это действительно напоминало приход весны.
Кот сидел на подоконнике, глядя на пейзаж по ту сторону стекла. Услышав, как я пошевелилась, он спрыгнул на пол и подбежал к двери, просясь наружу. Я быстро оделась, и мы с котом проследовали вниз по лестнице на кухню, а оттуда в сад.