Ну, так что же — займемся сотворением мира? Проведем его с опережением сроков: не в неделю, а, скажем, за два-три дня.
Юниор усмехнулся, почесал в затылке.
— Ну-ну, — проговорил он вслух.
Он не раз видал на полигоне, как это происходит. Вот — ничего, пустое пространство, чистая площадка. Гудят последние предупреждающие сигналы. Звучит команда. И вдруг из ничего возникает кусок мира. Не видимость, не голография, не мертвые макеты. Кусок живого мира. И ты входишь в него, трогаешь руками, видишь, слышишь, обоняешь, живешь в этих реальных условиях. И уже во время вторых испытаний ты перестал ощущать искусственность этого мира. Потому что все, что в нем существовало, не выполняло какие-то наперед заданные действия, а просто жило, и ты воспринимал на твоих глазах созданный мир единственно возможным образом: как мир столь же реальный, как и ты сам.
За одним исключением: на полигоне проходило какое-то время, следовала команда — и все исчезало. А ты оставался. И становилось почему-то невыразимо грустно…
Вот в этом-то и дело, — убеждал он себя.
— Допустим, ты это сделаешь. Но через три недели, когда созреет Кристалл и ты его установишь, когда корабль окажется готовым к полету, тебе придется все выключить, свернуть, уничтожить. И будет жалко. Потому что успеешь привыкнуть к новому миру, созданному по твоей воле Комбинатором из трюма-один. И оставить этот мир тут нельзя: как только прозвучит твоя команда на выключение образующего поля, весь созданный тобою рай исчезнет, в мгновение ока перестанет существовать — и ты почувствуешь себя убийцей, уничтожившим целый, пусть и маленький, но завершенный мир со всем, что в нем жило, понимаешь: жило! — с деревьями, рыбами и жуками, со всем, что предусмотрено программой. Не слишком ли жестоко?..
Постой, постой, — остановил себя Юниор. — Что значит — жестоко? Это всего лишь продукты техники.
Но живыми-то они будут? Где кончается иллюзия и начинается жизнь?
Знаешь что, — успокаивался Юниор, — не ломай голову. Ты начинаешь психовать. Держи себя в руках. Берегись. Одиночество — это такая вещь, которая хороша в определенных дозах, лечебных. Как яд. Если больше — это отрава.
А пойдем-ка погуляем, — сам себе предложил Юниор. — Напялим скафандр. Выйдем, полюбуемся — что там наковыряли наши бронтозавры из трюма-три. А то и в самом деле запсихуешь от безделья.
Он вышел из ремонтного. Трап прогудел под каблуками. Костюм. Шлем. Связь с Умником. На всякий случай, чисто рефлекторно, Юниор ее проверил.
Ну, пошли гулять. Сперва — на смотровую. Здесь, в корабле, я сейчас не нужен. Прекрасное свойство нашей цивилизации: в ней ты порой оказываешься ненужным. И спасибо за то, что даже сегодня еще встречаются положения, в которых без тебя не обойтись. Но это — не положения цивилизации. Это твои собственные положения. А цивилизации до них дела нет. Автоматам нет дела. Ты сам, в числе многих прочих специалистов, создал такой мир. И, откровенно говоря, он тебя вполне устраивает. Только благодаря такому устройству мира ты находишься сейчас тут, на острие Дальней разведки, а не копаешься в грядках и клумбах, подобно отцу, и не ахаешь над каким-нибудь хилым стебельком. Да что толку в таком стебельке, если, отдав нужную команду, в считанные часы я создам тут мирок с миллионами травинок, с десятками деревьев! А что касается нашей цивилизации, то она, кроме всего прочего, а может быть, и прежде всего — это я сам. И вот я ращу Кристалл на никому не ведомой планете в соседнем пространстве, а не выращиваю цветочки за штакетником. Такова моя сущность. И что еще мне нужно?
Он ступил на смотровую площадку и стал обозревать окружающий мир.
Край бесконечных сумерек, — снова отметил он безрадостно. — И тишины, монументальной тишины. Странно: почему? Ну, жизни нет — это понятно. Но ведь атмосфера есть, должны быть воздушные течения, ветры. Однако тут и воздух — как камень, такой же монолитный и неподвижный. Вообще-то тут даже красиво. И все же насколько лучше стало, когда возникло вот это, пока очень маленькое, зеркальце воды. И фиолетовые комки света отражаются в нем очень забавно…
Озерцо — такое, что его, поднатужившись, можно перепрыгнуть, — и правда уже возникло: механизм номер тринадцать, Водолей, не терял времени зря, работал вовсю, как бы радуясь тому, что дорвался до дела. Если выключить его, вода исчезнет буквально за несколько минут, а то и секунд: песок ее всосет, да и сухая атмосфера не прочь насытиться парами. Эх, не догадался вырыть сперва хорошую яму и оплавить дно и стенки, — упрекнул себя Юниор, — было бы уже — море не море, но хоть на яхте выходи…
Ему страшно захотелось вдруг выкупаться, поплавать, и не в стерильном бассейне корабля.
Желание оказалось неожиданно сильным. И, наверное, именно оно сработало вдруг, а не вполне разумные соображения относительно того, что нет никаких причин отказаться от развернутого испытания Комбинатора здесь, в тихой, спокойной обстановке. А на официальное испытание с комиссией и банкетом идти с проверенными данными, убедившись, что Комбинатор хорошо переносит полет и развертывание в нестандартных условиях, а ты умеешь им оперировать. А то сразу показывать авторитетам то, в чем ты сам не больно опытен, — опасно.