— А?а… — протянул терц, но все же на прежнее место не вернулся, предпочитая сохранять дистанцию. — Тады ясно… вижу, снадобье мерзкое.
— Кстати, насчет винца. — Шенк отстегнул с пояса небольшую флягу, кинул ее бородачу. Тот, даром что выглядел неуклюжим, поймал легко. Встряхнул, внутри булькнуло. Он торопливо выдернул пробку, припал к горлышку, с наслаждением сделал несколько глотков.
Встряхнул, внутри булькнуло. Он торопливо выдернул пробку, припал к горлышку, с наслаждением сделал несколько глотков.
— Ух… — Он тщательно заткнул сосуд, затем, уже ничего не опасаясь, подошел к темплару и протянул ему флягу: — Благодарствую, алый. Хорошее у тебя винцо, ничего не скажешь.
Легран невесело усмехнулся. «Алый»… звучит как издевка, если бы в голосе ветерана не слышалась искренняя приязнь. Его старый плащ, давно уже превратившийся в грязную тряпку, испещренный прорехами от вражеского оружия, пятнами копоти и крови, давно уже ни на что не годен, а некогда сияющие доспехи смяты и изрублены во множестве мест.
— Седни пойдут, как думаешь?
Шенк лишь пожал плечами. Город еще горит, лезть на стены сквозь едкий дым — не самая хорошая идея. Хотя кто знает, может, минги решат, что поднимающийся вверх чад мешает защитникам больше?
Огромный валун пролетел над головой, врезался в стену донжона, во все стороны полетели обломки. Здесь кладка была не чета городской стене, ее так просто не разобьешь. И все же, как говорится, вода и камень точит… у мингов достаточно и времени, и стенобойных машин. И камней, конечно, тоже.
— Нет, не пойдут, — наконец заявил он. — И завтра не пойдут… будут долбить стены. И таран новый делать.
Терц свесился с края стены, бросив взгляд на обгорелый остов, который еще утром был тараном — солидным сооружением, укрытым надежной защитой из толстых бревен и вымоченных в воде шкур. Такая крыша загорится не сразу… и все же таран успел ударить по воротам всего лишь три или четыре раза, а потом горючее зелье победило, и штурмовая машина вспыхнула… оттуда во все стороны бросились солдаты, что раскачивали чудовищный таран. Вряд ли кому удалось уйти, в машикулях привратных башен сидели лучшие стрелки.
— А ров они почти засыпали, — сообщил терц новость, как будто бы темплар и сам этого не знал.
Ров засыпали еще два дня назад. Минги шли на штурм, и те, кто бежал в первых рядах, тащили увесистые мешки с песком — много, сотни, тысячи… Стрелы бессильно застревали в мешках, не в силах пробить и добраться до прячущейся за ними плоти. А потом мешки летели в ров и тут же шли на дно — а поверх них ложился второй слой, третий, пятый… Ров — не река, к тому времени, как штурм все же отбили, мешками и трупами его завалили до краев, особенно у ворот, — и уже на следующий день по этому все еще наполненному влагой «мосту» покатился тяжелый таран… чтобы без особого успеха сгореть.
В Замке Орхаена не было тяжелого каменного катаракта, как в Цитадели, который намертво запечатал бы ворота. Здесь ворота были обычными — тяжелое, окованное металлом дерево уже было помято, местами обуглено. Его непрерывно поливали водой, не давая просохнуть, и пока имперцам не удавалось зажечь старый дуб. Но зажгут… или проломят. А может, все?таки найдут слабое место у одной из стен.
— Как там Штырь? — спросил он Синтию. Та в ответ лишь пожала плечами:
— Что этому медведю сделается? Ты же его подлатал, так что завтра, наверное, будет снова на ногах. Да, он хотел тебя видеть.
Штырь лежал пластом на узкой кушетке в помещении, ранее занимаемом прислугой замка. Сейчас почти все палаты донжона были заняты ранеными — их было несколько сотен, и немногочисленные армейские лекари, направляемые твердой рукой старухи Руж, чуть не падали с ног от усталости. Воздух провонял тяжелым запахом лечебных настоев, крови, гноя… и смерти. Этот, последний, запах был самым страшным — и Шенк не удержался, снова вызвал Знак, затворяя чудовищную рану на животе солдата. Свежую, еще не успевшую воспалиться, — что поделать, его способности имеют свои пределы. Дар Сиксты — для воинов, дабы помочь во время схватки.
Когда мясо вокруг раны краснеет, а затем и приобретает черный цвет, Знак уже не поможет.
Раненый выгнулся дугой, засипел, затем сип перешел в обычное дыхание, слабое — но уже непохожее на предсмертный хрип. Будет жить… Тут же склонился над соседом… и отвернулся, чувствуя, как играют желваки на скулах. Этому уже не поможешь… тут бессильна будет и колдунья Руж со своей лекарской магией.
Штырь приподнялся, приветствуя товарищей. Лицо было белое, дышал тяжело, но единственный глаз смотрел с насмешкой. Раны закрылись, оставив после себя лишь круглые шрамы, но бугай потерял много крови, и теперь его свалила бы с ног даже муха.
— Ну, слава Сиксте, пришли, — выдохнул он. Вместо обычного гулкого баса изо рта вырвался тихий шепот, но слова можно было разобрать. — Думал, забыли уж.
— Тебя забудешь, так ты напомнишь, — хмыкнул Шенк. — Долго еще валяться будешь? Твоя секира нужна на стенах.
— Да я бы с радостью, — мясистые губы разбойника расползлись в улыбке, — да старуха не пускает. Ты ж ее знаешь, у этой карги не забалуешь…