Уже сказав, он понял, что это сущая ерунда. Нет, во времена, когда Шенк еще был подростком, в такое объяснение вполне можно было поверить. Провести восемь часов, тупо смотря на статую, мог не всякий, глаза неудержимо смыкались, веки наливались тяжестью… тем более что сном семинаристов особо не баловали. Но теперь он понимал, что не такое уж это было и испытание. Пялиться на идола…
Он даже закрыл глаза, вспоминая. Небольшая тесная комнатка. Крошечная отдушина, через которую сюда поступал воздух, — в эту отдушину не то что человек, не всякая мышь протиснется. Разве что очень худая. За дверью — стража, четверо, днем и ночью… Но дверь, массивная, выточенная из цельного куска камня, запирается изнутри, а потому, даже если какие злоумышленники перебьют стражу — сложно представить, как можно отправить в иной мир четверых воинов и при этом не поднять тревогу на всю Цитадель, — попасть к статуе будет не так?то просто. Лишь когда упадут последние песчинки в огромных песочных часах, позволено семинаристу поднять засовы и распахнуть каменную дверь, где его уже будет ждать смена. Бывало — и не раз, что смена ждала долгие часы, поскольку находящийся на посту заснул.
Лишь изредка статую извлекали из каменного мешка — показать высоким гостям, к примеру. А потом ее снова возвращали на привычное место, и очередной семинарист занимал свой скучный, но почему?то считающийся очень важным пост.
Борох ухмыльнулся, но ухмылка получилась довольно грустная.
— Да, я когда?то тоже так считал. Вот, прочитай этот документ. Внимательно, предельно внимательно.
Шенк взял протянутый ему лист пергамента. Привычно отметил, что лист стар, но до ветхости ему еще далеко. Но если пергамент был еще довольно цел, текст пребывал в ужасном состоянии. Вглядевшись, он вдруг понял, что неровные строки, зияющие пробелами, уже так написаны, словно изначальный документ, с которого делалась копия, был сильно поврежден, но старательный писец не пропустил ни слова, ни буквы, внеся на новый лист все, что смог разобрать.
В левом нижнем углу пергамента зияло пятно, поглотившее значительную часть слов. В середине пятна виднелось несколько отдельных букв, все остальное, видимо, было утрачено.
Он заставил себя перейти от изучения пергамента в целом к прочтению строк. Почерк неровный, мелкий — скорее всего женский. Вернее, изначально был женским, писец старательно копировал завитушки, видно, что не просто писал, как привык. Сразу стало ясно, что это не весь текст, а лишь последняя страница. По меньшей мере вторая. Из?за зияющих пробелов смысл ускользал… и все же слова вселяли какую?то тревогу. «А потому надлежит наблюдать за статуей Галантора днем и ночью. Угроза не проявится в ближайшую тысячу лет, я сама не знаю пределов… вместимости. Если… на краткий миг… первый знак… непрерывно… значит, угроза стала ре… найти способ уничтожить «Синее Пламя»… укры… тoe… А…нис».
И снизу неожиданно размашистая, разительно отличающаяся от всего остального текста, подпись. Шенк вдруг почувствовал, как по спине пробежали мурашки — он никогда еще не держал в руках такую реликвию. Что с того, что тот лист, на котором Святая Сикста когда?то начертала свое имя, давно уже рассыпался в прах? Из того, что он знал о ее жизни, следовало, что Сикста Женес очень не любила иметь дело с пером и пергаментом, оставляя всю подобную работу сначала Галантору, а затем все множащимся и множащимся последователям.
И, раз она взяла на себя труд составить этот текст собственноручно, значит, он невероятно важен. Только вот понять бы, в чем состоит эта его важность.
Он взглянул на Бороха, и тот, видимо, прочел в глазах молодого темплара неуверенность и непонимание. Кивнул:
— Да, мы тоже долгое время не понимали смысла этого текста. «Синее Пламя» — такое имя носил в давние времена один предмет — кристалл неизвестного камня исключительно красивого синего цвета, это название, или, вернее будет сказать, имя встречается в паре?тройке совсем древних летописей, что были написаны еще до появления Арианис и ее демона Ши?Латара. О том, что представлял собой этот кристалл, там не говорилось. Сам он давно исчез, возможно, еще при жизни Сиксты.
— Вы сказали, что «долгое время не понимали»… Сейчас что?то изменилось?
— Да. Примерно три декты назад поднялась тревога. Один из учеников, чья очередь была стоять на страже возле статуи, заявил, что глаза — помнишь, они сделаны из крошечных осколков синего стекла? — засветились. На мгновение, не больше. Когда прибежали магистры… да?да, я тоже, несмотря на годы, несся чуть ли не быстрее всех, хотя никто не может похвастаться, что обогнал Великого Магистра… так вот, статуя была такой же, какой я помню ее с детства. Но молодой человек клялся всем, что для нас свято, что видел сияние в глазах Галантора.
Магистр отпил глоток холодного сока, дабы освежить пересохшее горло. Даже не заметил, что несколько капель пролились мимо, пятная мантию.
— М?да… так вот, повторно тревогу подняли спустя шесть дней. Теперь уже другой юноша, даже двое — после того, первого, случая на пост стали ставить сразу двоих, дабы ничего не упустили. Оба клялись, что видели сияние, продержавшееся целых два вздоха. Но затем оно погасло. Позже я видел это сияние — оно появляется все чаще и чаще, теперь уже по нескольку раз в час.