Но ведь это означает и то, что остальные возможности… и потребности вампиров станут теперь для него естественными и кое в чем даже необходимыми.
Рана Синтии пульсировала, не желая затягиваться. Плохая рана — если бы речь шла о человеке. Шенк с уверенностью мог бы сказать, что глубокий разрез чуть пониже молодой, аккуратной груди наверняка достигает сердца… Кровь сочилась, стекая тонкой струйкой по бледной коже, а он все не мог собраться с силами. Сикста говорила, что вампиры суть порождение Тьмы. А ее Дар, Дар Знаков Силы, — это Дар самого Света… если так, то он утратил этот Дар, как и шанс уйти к Свету после смерти. Или все это не более чем слова и умение пользоваться Знаками идет не от Света или Тьмы, а от того неощутимого, незримого, что позволяет одним извлекать из музыкальных инструментов нежные звуки, другим — облекать мир в краски, а третьим — призывать на помощь магические силы? Если Синтия права и Знаки — не более чем магия, то… То у него все получится.
И все же в глубине души теплился страх. Страх, что слова Сиксты окажутся истиной, что Свет отвернется от него, лишив своего благоволения, лишив Знаков, что давно уже стали верными помощниками. Но главное — это будет означать, что он и в самом деле попал под власть Тьмы, безо всякой надежды хотя бы когда?нибудь вернуться к Свету…
Он снова принялся было читать слова, призывающие Знак, — и белое сияние привычно охватило руки, края раны слились, выдавив наружу стремительно темнеющую кровь. Шенк выждал несколько мгновений, затем аккуратно провел рукой по ране — корка легко отвалилась, оставив розовый шрамик размером с большую монету. Рыцарь улыбнулся с оттенком удовлетворения — что ж, Знаки по?прежнему с ним, значит… Да какая разница, что это значит?! Важно лишь, что он сможет помочь этой милой дурочке, которая сделала то, что считала нужным, навеки изменив его жизнь. И он, если заглянуть в самую глубину сердца, все?таки был ей благодарен. Во всяком случае, она дала ему шанс закончить дело, ради которого он пришел в этот лес.
Он принялся затягивать вторую рану. Синтия тихонько скулила — вряд ли ей было больно, скорее она просто ожидала вспышки боли и готовилась встретить ее воплем — а та все не приходила. Наконец лечение было завершено, и Шенк вытер со лба выступивший пот.
И он, если заглянуть в самую глубину сердца, все?таки был ей благодарен. Во всяком случае, она дала ему шанс закончить дело, ради которого он пришел в этот лес.
Он принялся затягивать вторую рану. Синтия тихонько скулила — вряд ли ей было больно, скорее она просто ожидала вспышки боли и готовилась встретить ее воплем — а та все не приходила. Наконец лечение было завершено, и Шенк вытер со лба выступивший пот. Раны потребовали неожиданно много сил, но эффект оказался разительным. С лица Синтии сползла болезненная белизна — загорелым оно, разумеется, не стало, просто приобрело природную, вполне естественную бледность. И глаза больше не казались наполненными страданием.
— Спасибо… — Она увидела его лицо, ойкнула, — Я… я сейчас, подожди…
Она вскочила — легко, словно совсем недавно не лежала пластом, едва способная медленно передвигаться — и умчалась куда?то.
Когда она вернулась, Шенк сидел на том же месте и почти в той же позе, тупо разглядывая свой меч. Вернее — обломок длиной не более трех ладоней. Он поднял глаза на девушку:
— Я не помню, как сломал меч. Странно, правда?
— Ты ударил мечом по этой… этому… в общем, она… оно исчезло, а меч сломался. Вернее, исчез. В смысле.., — Она окончательно запуталась. А затем протянула ему…
Темплар отшатнулся, как будто ему в лицо ткнули горящим факелом. В руках девушки был кролик. Живой, все еще пытающийся вырваться — но тонкие пальцы вампирочки держали его надежнее веревок.
— Шенк, послушай… — Казалось, гримаса отвращения на его лице причиняет девушке настоящую боль. — Тебе придется с этим смириться. Или умереть.
— Я… — Он сделал паузу, затем заставил себя посмотреть на кролика. — Я не могу.
С раннего детства — а воспитанники Семинарии отнюдь не были белоручками — ему приходилось отрабатывать «кухонные уроки», забивая и потроша дичь и домашнюю живность, что доставлялась в Цитадель. Да и потом он с равной легкостью вгонял стрелу в горло оленю или меч в живот человеку. Ибо если сомневающийся охотник ложится спать голодным, то сомневающийся воин и вовсе живет только до первой стычки.
Но сейчас он ничего не мог с собой поделать, хотя прекрасно понимал, что Синтия абсолютно права. Теперь это его судьба, его удел. Глупо умирать от жажды, стоя возле хрустально?чистого родника. Или даже возле грязного, затхлого, подернутого ряской болота. Рано или поздно ему все же придется смириться с тем, что его новое тело нуждается не только в добром окороке и кружке пива, но и кое в чем ином. Кое в чем таком, что поставило вампиров на грань вымирания, превратило их в преследуемых, загнанных, несчастных созданий. Теперь он стал одним из них — и даже хуже. Рыцарь Света, ставший созданием Тьмы. Многие ль его бывшие друзья и знакомые, магистры и служители Ордена, не сочтут это подлейшим, коварнейшим предательством всего святого, ради чего существует сам Орден?