Другое дело он сам… многое из услышанного не укладывалось в голове, во многое сложно было поверить — и, видимо, именно поэтому он почему?то верил. Может, еще и потому, что для него, обычного рыцаря, можно было бы придумать более достоверную на вид историю. Такую, что не вызывала бы водопада вопросов.
Из того, что рассказал Дьен, кое?что было вообще непонятно. Шенк как?то привык считать, что звезды — неподвижные яркие точки на черном небосводе, а планеты — те же точки, но умеющие передвигаться, пусть и неспешно, по раз и навсегда заведенным путям. Он не был совсем уж темным крестьянином, знал, что мир кругл, как шар… но осознать то, что и эти яркие точечки — столь же огромные шары, которые не объедешь и за год, даже верхом… это было для него слишком сложно. Другое дело — поверить. Поверить можно во все, что угодно, а этим двоим вроде бы и не было смысла громоздить ложь в столь незначительных мелочах. Особенно с учетом того, что вряд ли он сумеет убедиться в их правоте или опровергнуть столь странные утверждения. Видимо, Дьен понял это, а потому не стремился слишком много говорить о своей жизни до встречи с Таяной. Почему?то Шенку показалось, что этот человек даже немного стесняется своего прошлого, словно были там моменты если и не постыдные, то уж наверняка такие, о которых рассказывают лишь самым?самым близким.
Но и без того он услышал невероятное количество нового и удивительного.
Уже одно то, что эта пара прожила невесть сколько тысяч лет… нет, не прожила… Он помотал головой, словно надеясь, что слова Дьена, время от времени перемежаемые короткими репликами Таяны, которой явно не без труда удавалось следить за беседой мужчин по причине плохого знания языка, от этих движений разом утрясутся, встанут ровными рядами и вдруг окажутся совсем понятными. Они не прожили, они побывали там и тогда… а теперь оказались здесь и сейчас. И вся бесконечная череда лет прошла мимо, не оставив следа на нежной коже женщины и не так уж много добавив седины волосам мужчины. Сейчас Таяна была лишь немногим старше его самого, а выглядела и того моложе. Но если он за свою не такую уж долгую жизнь успел совсем немного — выучиться, немного постранствовать, немного повоевать, то они…
Он вздохнул — с завистью, но доброй, или, как ее почему?то называет Дьен, «белой». Эта пара видела великие дела, странные миры и невероятные создания. Они стояли перед надвигающимся Потопом, они… подумать только, они разговаривали с Сикстой! Он бы отдал все годы зрелости и старости ради того, чтобы молодость прошла в таких вот приключениях.
Эти двое называли себя Стражами — и тут же с готовностью признавались, что звание это, весьма вероятно, незаслуженное. Кто они, Стражи, в чем их сущность? Этого он так до конца и не понял, да и не был уверен, что сами хозяева башни в полной мере представляют, кто такие Стражи Границ. Все было очень расплывчато, очень неопределенно. Дьен говорил, что Стражи появляются тогда, когда миру грозит опасность, не война, не мор — нечто гораздо более страшное. Опасность, с которой не справится изощренная магия и сталь в опытной руке. Но человек, пусть даже случайный, оказавшийся в нужное время и в нужном месте, может изменить многое, как маленький камешек, что может тысячелетиями лежать на ровной земле, но, покатившись с горы, может и обрушить неистовую, все на своем пути сметающую лавину. И если человек этот, идя путем магии и стали, сумеет найти тот единственный камешек, который нужно толкнуть, чтобы рассеялась угроза его миру, — тогда он получает право называться Стражем Границ. Маг и воин, он совсем не обязательно должен быть первым и в том, и в другом искусстве — но он должен связать знание и силу в единый узел, который даст ему возможность выполнить свой долг.
В записях Сиксты, которые Шенк читал там, в кажущейся сейчас немыслимо далекой пещере, о Стражах не было ни слова. Может, Святая просто не знала? Возможно ли такое? Наверное, все?таки возможно, ведь и здесь, как рассказала леди Таяна, о Стражах давно забыли — и она, и демон Денис… или все же Дьен — узнали о тех, кто клинком и магией оберегает границы миров, от Арианис.
Шенк поежился, по телу скользнули ледяные мурашки. Эти двое утверждали, что знали Арианис — и пусть даже правда то, что им не пришлось увидеть ее живой. Шенк снова и снова спрашивал себя, сколько истины во всех этих россказнях о том, что Арианис была всего лишь волшебницей, отнюдь не стремившейся ввергнуть мир в пучины Зла, в объятия Тьмы? И что Ши?Латар, коего тысячелетиями все просвещенные умы Ордена считали демоном, всего лишь беглец, оставивший свой дом в поисках лучшей доли, — а нашедший любовь, ради которой оказался готов пожертвовать жизнью? Все, что он знал, все, во что он верил, теперь шаталось, как тонкое дерево под ударами ветра. Трещинами шла его уверенность в правоте преподавателей, рассказывавших о делах минувших — но сейчас ли зародились эти трещины? Или впервые он усомнился там, в Храме, увидев этот призрак, такой прекрасный, что просто не мог олицетворять проповедницу зла.
Шенк видел, что глаза девушки слипались от усталости, да и Дьен уже не первый раз, отворачиваясь, деликатно зевает в кулак… Сам он был еще относительно бодр, к нему утомление придет много позже — и это еще раз доказывало, что перед ним — обычные люди.
То есть, понятно, совсем необычные, но все же люди, из плоти и крови. Нуждающиеся в сне, в пище.
Вздрогнув, он стиснул зубы, в очередной раз больно, до крови, прикусив губу. Со временем он научится управляться с этим украшением, которое приобрел вместе с новой, второй, жизнью. Если это время у него вообще будет. Хозяева знали о вампирах не понаслышке, одного из них даже считали другом — при этой мысли на душе Шенка стало тепло, — но непохоже, чтобы они вспомнили еще об одном недостатке вампира, кроме торчащих наружу клыков.