Глаза безразлично скользнули по двум цепочкам оплывших следов лошадиных копыт, что уходили в сторону храма. Где?то в самой глубине души мелькнуло нечто… он даже шевельнул рукой, словно пытаясь повернуть коня обратно, промчаться по этим следам, нырнуть в черный провал видимого отсюда входа в руины, Но потом все сознание заполонила простая, кристально?чистая и ясная мысль: здесь никого нет и не было… и не было… и не было,.. Человека, которого он ищет, здесь нет… здесь нет.,, здесь нет…
Регнар тряхнул головой, отгоняя глупые ощущения, и, ткнув шпорами коня, двинул его вслед за уже далеко уехавшими всадниками.
Синтия тормошила темплара, но тот лежал неподвижно, глаза были закрыты, дыхание вырывалось хриплое, тяжелое.
Без особого труда взгромоздив тяжелого рыцаря на плечо, девушка, самую малость пошатываясь, потащила его вниз. Здесь камни — а там, внизу, мягкий песок… или пыль, накопившаяся за века, Более всего боялась споткнуться, упасть, покатиться по лестнице — оба костей не соберут. Вампирочке, конечно, даже перелом не был опасен, но Шенку в его состоянии любая, даже мелкая, травма опасна. Уже почти внизу с огорчением подумала, что тащила зря — надо было уложить прямо там, только снять с коня попону, свернуть…
Не приходя в себя, темплар страшно закашлялся, тело изогнулось в спазме, едва не вырвавшись из ее рук. Она быстро уложила его на песок, возле одного из пустующих постаментов, затем развязала сумку, куда перед отправлением в этот поход Унтаро сунул несколько эликсиров. Флаконы с неприятной даже на вид жидкостью были почти одинаковы…
Девушка почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Ведь старый вершитель объяснял, какой эликсир для чего нужен, — и ведь думала, что запомнила слово в слово. А теперь даже не могла толком отличить одну баночку от другой. И ведь что стоило записать… ради каких демонов мать учила ее чтению и письму? Она так гордилась грамотностью — не каждый рыцарь мог таким похвастаться… хотя рыцари хвастаются иными достоинствами, а уж никак не умением марать пером чистые листы, на которых куда как удобно рыбу потрошить.
Наконец, после длительных сомнений, она все же выбрала один из флаконов. Вроде бы тот… Унтаро говорил что?то насчет того, что этот эликсир способен даже смертельно больного выдернуть из могилы, но давать его нужно тогда, когда болезнь набрала полную силу. Выпьешь раньше — и хворь уйдет вглубь, спрячется, пережидая, чтобы потом вернуться с новой силой, и тогда ее уже не остановит никто и ничто. Протянешь лишнего — и душа больного уйдет к Свету, так и не поняв, что была лишь в одном шаге от выздоровления.
Она снова повернулась к Шенку. Тот метался, как в горячке, но лоб был ледяной, пальцы вообще онемели и перестали гнуться. Губы шевелились, что?то бормотали бессвязно, и Синтия вдруг подумала, что было бы просто здорово услышать в этом болезненном бреду свое имя.
Тут же покраснела — на бледном лице румянец выглядел словно лихорадка, — попыталась удержать рыцаря хоть на мгновение… Попытку нельзя было назвать удачной, силы ей было не занимать, но вот веса… могучее тело темплара рванулось, и девушка буквально отлетела в сторону.
— Если это не полная сила болезни, тогда что же? — спросила она вслух. Старые постаменты, или гробницы, молчали, не умея или не желая ответить. Она решительно выдрала пробку из флакона, в чуткий нос шибануло таким смрадом, что Син тут же искренне поверила, что выбрала правильный флакон. От такого запаха не то что болезнь, сама смерть спрячется так, что ее потом поискать придется.
Поставив флакон на песок так, чтобы бьющийся в конвульсиях рыцарь не сбил случайно, она обрушилась на Шенка всем телом, одновременно пытаясь с помощью кинжала разжать прочно стиснутые челюсти. Металл грозил вот?вот раскрошить зубы, но все же ей удалось добиться узкой щели, пусть и ценой немалого числа мелких порезов. И не только на губах Леграна, но и на собственных пальцах. Затем, изогнувшись, дотянулась до флакона, одним махом вылила его в глотку рыцаря. Тот захлебнулся, глаза вдруг распахнулись, в них стоял ужас… дернулся кадык, рыцарь проглотил отвратительную смесь, затем рванулся с такой силой, что Синтия кубарем полетела на песок.
Когда она снова подползла к нему, не сообразив даже встать на ноги, он уже не метался. Грудь часто вздымалась, глаза были закрыты, кожа похолодела еще больше, почти сравнявшись с камнем: Девушка оглянулась, ища, чем бы укрыть больного, ему сейчас просто необходимо было тепло, но все было мокрым, отвратительным даже на вид, не то что на ощупь.
Некоторое время Синтия раздумывала, затем быстро раздела воина и сама решительно сбросила одежду. Тонкое тело напряглось, по нему словно пробежала цветная волна, смывая бледность и заменяя ее загорелым цветом кожи. Затем снова побледнела… и опять начала трансформацию. От каждого цикла тело становилось все горячее и горячее, она понимала, что расплатой за эти усилия будет голод, скорый и страшный, но продолжала нагревать себя — Шенку нужно тепло, необходимо. Наконец решила, что хватит, — и легла на рыцаря, обхватив его руками и ногами. От ее тела шел жар, способный, казалось, причинить настоящие ожоги. Одной рукой натянула сверху наименее промокшее одеяло, подоткнула со всех сторон, дабы не упустить ни крохи драгоценного тепла…