— Что? Водку выпил, что ли?
— Какую водку? Ты видишь вот это? — Афанасьев наклонился и, сжав в горсти немного тающего и исчезающего буквально на глазах серого снега, сунул его в нос Ковалеву.
А уж то, что сделал этот старик… я уж и предполагать боюсь, как он это сумел.
— Что? Водку выпил, что ли?
— Какую водку? Ты видишь вот это? — Афанасьев наклонился и, сжав в горсти немного тающего и исчезающего буквально на глазах серого снега, сунул его в нос Ковалеву. — Ты вот это видел? Ты хоть понимаешь, что нужно сделать, чтобы достичь такого эффекта, пусть на краткое время и на незначительной территории? Этот Вотан — старый, ему после его «зимы» стало плохо… наверно, перебрал с отдачей энергии… А ведь все остальные, они молоды, и… черт его знает, но, когда я подумаю, что с ними можно наворотить, у меня начинает кружиться голова.
— Да просто пить надо меньше… — буркнул Колян, но было видно, что слова Жени запали ему в душу. — Ну и что же ты предлагаешь?
— А предлагаю я только одно: ехать в город — там видно будет.
Глава третья
ВОРОН МУНИН ПОЕТ БЕДУ
1
— Вам необходимо изменить имена, — сказал Афанасьев.
Они сидели в ковалевском джипе, набитом под завязку. Тут были все дионы, где-то за сиденьями валялся пьяный Вася Васягин, испускавший все тот же апокалипсический храп. На плече Вотана сидел ворон и чистил перья.
И только козла Тангриснира по настоятельному, с пеной у рта, требованию Ковалева оставили в загородной местности. Впрочем, как с недоброй улыбкой напророчил хозяин несносного животного Эллер, это ненадолго: рогатая тварь непременно найдет их…
— Вам нужно изменить имена, — повторил Афанасьев, потому что никто из гостей как-то не воспринял его слов.
Первым отозвался Альдаир:
— Изменить имена? Зачем это?
— Потому что в вашем случае предпочтительнее подогнать свои имена под наши. Ведь называли же вашего отца, господин Альдаир, на наш лад: Зевс. Хотя наверняка на Аль Дионне его звали по-другому.
— Да, там его звали Зеурс, — машинально подтвердил Альдаир.
Афанасьев говорил так спокойно и уверенно, словно привык произносить название «Аль Дионна» и имя «Зевс» как вполне обыденные, обиходные. Это произвело некоторое впечатление на Эллера, первым из дионов поставившего вопрос предельно конкретно:
— А как, скажем, следовало бы назваться мне?
По всей видимости, сына Тора все это весьма забавляло.
— Вам? Во-первых, вам нужна фамилия.
— Что такое фамилия?
— Ну… — замялся в определении Женя, — это, можно сказать… родовое имя. Фамилия происходит от какого-то прародителя, который…
— А как твоя… эта самая… фамилия? — бесцеремонно перебил его Эллер. -А, ну да… Афа… щас…
— Афанасьев, — ответил журналист. — Это означает, что какого-то далекого моего предка звали Афанасий. А вот у него, — кивнул Женя на Коляна, с багровой мордой крутившего баранку многострадального джипа, — фамилия Ковалев. Значит, его предок был ковалем, то есть кузнецом. Ковал металл… мечи, молоты, плуги.
— О, молоты! — откликнулся Эллер, ковыряя в зубах уцелевшим от недавней трапезы шампуром.
— Да, молоты, — повторил Афанасьев.
— А моего предка… моего предка зовут Один, — выпалил Эллер, посмотрев на меланхолично клюющего носом одноглазого старика, на плече которого огромным клювом чистил перышки ворон с человеческими глазами.
— Стало быть, моя фамилия должна быть… Одинсон.
— Одинсон? Подозрительная какая-то получается фамилия, — пробурчал сидящий за рулем Колян, к слову бывший ярым антисемитом.
Афанасьев едва сдержал веселую ироническую улыбку и продолжал:
— Затем, помимо имени и фамилии, живущему в этой стране необходимо отчество. Как зовут вашего отца?
— Имя моего отца Тор есмь, — замысловато отозвался Эллер, словно привел цитату из учебника старославянского языка.
— Ну вот и получается: Эллер Торович Одинсон. Н-да, действительно…
— Еврей какой-то получается, в натуре, — ничтоже сумняшеся прокомментировал Ковалев.
— Да уж. Что-то наподобие… да еще этот Торович… Тора — так ведь это же священная еврейская книга… — пробормотал Женя Афанасьев. — Пятикнижие Моисеево…
— Кто такой еврей? — в упор спросил Эллер.
— Еврей он еврей и есть — морда жидо… — начал было неугомонный Ковалев, но Афанасьев поспешно дернул того за рукав, отчего рука Коляна на руле дрогнула, и джип едва не выбросило в кювет. Нельзя было распространяться про евреев в неуважительном тоне, раз Эллер уже усвоил, что между словами «Одинсон» и «еврей» установлена прямая связь.
— Кто такой сей «еврей»? — упрямо повторил рыжебородый здоровяк.
— Ну… это… уважаемый человек в нашей стране, — не особо кривя душой, нашелся Афанасьев; вспомнил, что он в принципе говорит правду: достаточно назвать, скажем, господ Кобзона, Явлинского, Абрамовича и иже с ними.
— Тогда я буду евреем, — тем же тоном, каким он говорил, что хочет гостевать в дивном чертоге под названием «трезвяк», подвел черту под спором Эллер, пристально глядя на Афанасьева.
Колян Ковалев, который, не ощущая на себе парализующего взгляда кого-либо из дионов, чувствовал себя довольно свободно, скептически хмыкнул.
— Я думаю, что каждому стоит быть только тем, кем он рожден, — пустился в пустые разглагольствования Афанасьев. -Для нашей страны вам, уважаемый Эллер, больше подошла бы фамилия не Одинсон, а, скажем, несколько видоизмененная — Одинцов, например. А вместо Эллер Торович… ммм… подойдет какой-нибудь Эдуард Тимурович. Эдуард Тимурович Одинцов… по-моему, ничего.