Через пару секунд я подняла голову. Все уже ушли. Оказывается, получилась какая-то нестыковка с конвоированием участников опознания в специально отведенный зал. Мне стало трудно дышать. Неужели он меня заметил? Я была уверена: если да, то мне не жить. Он ни за что не простит мне обмана — что, мол, я буду помалкивать, что постыжусь об этом говорить.
Я подняла голову.
Передо мной стояла Гейл Юбельхоэр. Она протянула мне руку. Мы обменялись рукопожатием.
— Досадная накладка, — произнесла она. — Но, по-моему, их вовремя успели вывести.
Мне в глаза бросились ее черные, коротко стриженные волосы и привлекательная улыбка. Она оказалась рослой, примерно пяти футов и десяти дюймов, и крепко сбитой. Не какая-нибудь скелетина, а женщина в теле, главное — женщина! Глаза умные, с живым блеском.
Я тут же связала все воедино. Гейл была в точности такой, какой я мечтала стать в самостоятельной жизни. Она пришла делать свою работу. Ей хотелось того же, чего и мне: победить.
Гейл объяснила, что скоро начнется процедура опознания, а после мы поговорим о суде присяжных, и она расскажет мне, чего следует ожидать, как будет выглядеть помещение, сколько там будет народу и какого рода вопросы могут быть заданы — вопросы, предупредила она, могут оказаться для меня нелегкими, но отвечать я обязана.
— Вы готовы? — спросила она.
— Готова, — ответила я.
Следом за Гейл мы с Тришей подошли к открытой двери в смотровую часть комнаты. В помещении было темно. Там находились какие-то люди. Одного я узнала: сержант Лоренц. Мы с ним не виделись со дня преступления. Он мне кивнул. Еще там были два человека в форме и с ними третий — адвокат ответчика Пэкетт.
— Не вижу оснований для ее присутствия, — заявил он, остановившись взглядом на Трише.
— Я представляю Кризисный центр помощи жертвам насилия, — объявила Триша.
— Ну и что? Тут и без вас не протолкнуться, — отрезал он.
Адвокат был невысок ростом, бледен, с намечающейся лысиной. Мне предстояло общаться с ним на протяжении всего процесса.
— Так принято, — вмешался сержант Лоренц.
— Насколько я знаю, здесь она не имеет официального статуса. Для ее присутствия нет никаких юридических оснований.
Спор продолжался. В него втянулась и Гейл. Сержант Лоренц твердил, что на процессы по аналогичным делам стало уже традицией приглашать сотрудниц кризисного центра.
— Рядом с ней и так есть женщина — заместитель прокурора, — отреагировал Пэкетт. — Этого достаточно. Я не позволю своему клиенту участвовать в опознании, пока эту особу не выведут.
Отойдя к стеклянной стене, Гейл посовещалась с Лоренцем, а затем вернулась к нам с Тришей.
— Он не уступит, — сказала она. — Мы и без того затягиваем опознание, а к часу мне уже надо быть в суде.
— Все нормально, — отозвалась я. — Ничего страшного.
Я сказала неправду. Это был удар под вздох.
— Вы уверены в себе, Элис? — переспросила она. — У вас должна быть полная уверенность. Опознание можно перенести.
— Нет уж, сказала я. — Все в порядке. Я готова.
Тришу отпустили.
Мне разъяснили процедуру. Сказали, что в помещение за зеркальной стеной введут пятерых мужчин, но предварительно там зажжется свет.
— Поскольку с той стороны будет светло, а здесь темно, они не смогут тебя увидеть, — добавил Лоренц.
Он напомнил, что спешить не следует. Что по моей просьбе он сможет приказать участникам опознания повернуться влево-вправо или заговорить. И напоследок еще раз посоветовал не торопиться.
— Когда сомнений не останется, — сказал он, — попрошу подойти вот туда и четко пометить крестиком соответствующую графу в протоколе опознания. Это понятно?
— Понятно, — пробормотала я.
— Может, у вас есть какие-то вопросы? — вмешалась Гейл.
— Она же сказала, что ей все понятно, — процедил Пэкетт.
Я снова почувствовала себя ребенком. Взрослые поругались, и только мое хорошее поведение могло сгладить конфликт. Повисшее в воздухе напряжение не давало мне дышать полной грудью, да еще сердце колотилось как бешеное. Теперь я могла бы описать Меджесто свои симптомы наступления паники. Меня обуял смертельный ужас. Однако я ведь уже заявила о своей готовности. Пути назад не было.
Сама обстановка внушала мне страх. Мой взгляд был прикован к одностороннему зеркалу.
Мой взгляд был прикован к одностороннему зеркалу. Если верить телесериалам, по ту сторону всегда находится просторное помещение: у дальней стены — помост, а сбоку дверь, откуда входят участники опознания, чтобы подняться на две-три ступеньки и занять свои места. Жертву и преступника всегда разделяет значительное расстояние, и это успокаивает.
Оказалось, полицейские сериалы имели мало общего с действительностью. Зеркало занимало всю стену целиком. С другой стороны оставался проход примерно в ширину мужских плеч, так что участники опознания, повернувшись лицом, должны были оказаться почти вплотную к зеркалу, на расстоянии вытянутой руки; получалось, что насильник будет стоять прямо передо мной.
Лоренц отдал приказ в микрофон, и по другую сторону зеркала вспыхнул свет. Пятеро чернокожих мужчин в почти одинаковых голубых рубашках и синих шортах вошли в помещение и заняли свои места.