— Нет-нет, вы совершенно правы. А теперь давайте подождем комиссара.
Режиссер ушел, недовольно пожимая плечами и что-то бормоча относительно «молокососов», которые спокойно слоняются по коридорам в то время как вся Опера «перевернута вверх дном».
Габриэля и Мерсье вряд ли можно было обвинить в спокойствии. Но они получили приказ, который парализовал их: директоров нельзя было беспокоить ни под каким предлогом. Реми пытался нарушить этот приказ, но безуспешно. И сейчас он вернулся после очередной попытки. На его лице было написано замешательство.
— Ну, вы говорили с ними? — спросил Мерсье.
— Мушармен в конце концов открыл дверь, — ответил Реми. — Когда он увидел меня, его глаза чуть не вылезли из орбит. Я думал, он меня ударит. Я не смог промолвить ни слова, и знаете, что он заорал: «У вас есть английская булавка?» — «Нет», — ответил я. «Тогда оставьте меня в покое!» — опять закричал он. Я пытался ему объяснить, что случилось на сцене, но он только повторял: «Английскую булавку! Достаньте мне английскую булавку, сейчас же!» Рассыльный, который услышал это, — он смеялся во всю мощь своих легких, — прибежал с английской булавкой, и, получив ее, Мушармен захлопнул дверь перед моим носом. Вот и все!
— Почему вы не сказали ему о Кристине Доэ…
— Хотел бы я видеть, как вы бы это сделали! У него шла пена изо рта. Он ни о чем не думал, кроме как о булавке. Было такое впечатление, что если бы ему не дали ее сразу, он умер бы от апоплексического удара. Все это противоестественно. Наши директора сошли с ума. — И Реми, недовольный, добавил: — Так продолжаться дальше не может! Я не привык, чтобы со мной обращались подобным образом.
Вдруг Габриэль прошептал:
— Это еще один трюк призрака Оперы! Реми пренебрежительно засмеялся.
Мерсье вздохнул и, казалось, хотел что-то сказать, но, увидев, что Габриэль подает ему знаки, чтобы он молчал, промолчал. Он чувствовал, что вся ответственность ложится на него, пока Ришар и Мушармен все еще не появились. В конце концов Мерсье не смог больше сдерживать себя.
— Я сам пойду за ними, — решил он.
Габриэль, ставший вдруг серьезным, остановил его:
— Подумайте, что вы делаете, Мерсье! Может быть, они остаются в кабинете, потому что это необходимо! Неизвестно, что на уме у призрака!
Но Мерсье покачал головой:
— Я все равно пойду. Если бы меня послушали, полиции давно уже было бы все известно. — И он ушел.
— Что он имеет в виду? — удивленно спросил Реми. — О чем это нужно было рассказать полиции? Вы не отвечаете, Габриэль, значит, вы тоже с ним заодно. Вам лучше рассказать мне обо всем, если не хотите, чтобы я объявил, что вы все посходили с ума! Да, с ума!
Габриэль недоуменно взглянул на Реми, притворившись, что озадачен его непристойным возмущением.
— Сказать о чем? Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Во время антракта сегодня, здесь, — продолжал Реми раздраженно, — Ришар и Мушармен вели себя как помешанные!
— Я не заметил, — с досадой отозвался Габриэль.
— Тогда вы единственный, кто не заметил этого? Вы думаете, я их не видел? И что мсье Парабис, управляющий «Кредит Сентраль», ничего не видел? И что у посла де ла Бордери глаза были закрыты?
— А что случилось с нашими директорами? — просто г душно спросил Габриэль.
— Что случилось с ними? Вы лучше чем кто-либо другой знаете, что они сделали! Вы и Мерсье присутствовали там! Вы были единственными, кто не смеялся!
— Я не понимаю. — С бесстрастным лицом Габриэль поднял руки и опустил их — жест, который, очевидно, должен был дать понять, что он не заинтересован в этом деле.
Реми продолжал:
— Что это за новая мания у них? Теперь они не позволяют, чтобы кто-нибудь близко подходил к ним, — Что? Они не позволяют приближаться к ним?
— Да, они не позволяют никому ни приближаться, ни прикасаться к ним.
— В самом деле? Вы заметили, что они не позволяют никому прикасаться к ним? Это, несомненно, странно!
— Я рад, что вы признаете это. Пора бы. Они ходят задом!
— Задом? Вы заметили, что наши импресарио ходят задом наперед? Я думал, только раки передвигаются таким образом.
— Не шутите, Габриэль!
— Я не шучу, — запротестовал Габриэль, глядя серьезно, как судья.
— Вы их близкий друг, Габриэль, может быть, вы сможете объяснить это мне: во время антракта после сцены в саду, когда я подошел к Ришару, чтобы пожать ему руку, Мушармен быстро прошептал мне: «Уходите! Уходите! Что бы то ни было, не прикасайтесь к нему!» Они, что же, думают, у меня чума?
— Невероятно!
— И немного позже, когда посол де ла Бордери тоже подошел к Ришару, вы, вероятно, видели, как Мушармен встал между ними и громко сказал: «Пожалуйста, мсье, не прикасайтесь к мсье Ришару!» — Поразительно! И что же сделал Ришар?
— Что он сделал? Вы же сами видели! Он обернулся, поклонился, хотя перед ним никого не было, и пошел задом наперед!
— Задом наперед?
— И Мушармен тоже обернулся и тоже пошел задом! И они оба попятились к лестнице таким образом. Если они не сумасшедшие, то скажите мне тогда, что все это значит?
— Может быть, они репетируют балетное па, предположил Габриэль без особой убежденности.
Реми, возмущенный столь глупой шуткой в такой серьезный момент, нахмурился, сжал губы и склонился к уху Габриэля: