«Дорогой мсье!
Я не могу слишком настаивать на том, чтобы вы опубликовали» результаты своего расследования. Я отчетливо помню, что за несколько недель до исчезновения великой певицы Кристины Доэ и трагедии, которая опечалила всех в предместье Сен-Жермен, танцовщицы много говорили о «привидении», и, мне кажется, разговоры продолжались до тех пор, пока всех не захватила трагедия, о которой я упомянул. Но если возможно (а, услышав вас, я думаю, что да) объяснить трагедию посредством привидения, надеюсь, вы расскажете нам больше о самом привидении. Каким бы таинственным оно ни казалось на первый взгляд, оно более объяснимо, чем то, что случилось между двумя братьями, которые любили друг друга всю свою жизнь и которым злобные люди пытались приписать смертельную вражду.
Примите и т, д.»
Наконец, имея доказательства, я прошел по всему огромному владению призрака, величественному зданию Оперы, которое он превратил в свою империю, и документы перса подтвердились всем тем, что видели мои глаза и воспринимал мой разум. Непостижимое открытие решительным образом завершило мой труд.
Напомню, что недавно в подвале Оперы рабочие нашли скелет. Едва увидев его, я понял — это скелет призрака Оперы. Я заставил администратора прикоснуться к этому доказательству собственными руками, и теперь для меня не имеет никакого значения предположение газет о том, что скелет принадлежал одной из жертв Коммуны.
Несчастных, убитых в подвалах Оперы во времена Коммуны, не хоронили на этой стороне. Я скажу, где можно найти их скелеты, — далеко от огромного склепа, где во время осады хранился провиант. Я неожиданно напал на него, когда искал останки призрака Оперы. Я, безусловно, не нашел бы их, если бы не крайне маловероятное обстоятельство, связанное с захоронением живых голосов. Но я еще вернусь к этому скелету и вопросу о том, что надо сделать с ним. Закончить же это столь необходимое предисловие хочу благодарностью тем, кто скромно играл вторые роли в нашей драме, но оказал мне большую помощь. Это полицейский комиссар Мифруа, который проводил предварительное расследование после исчезновения Кристины Доэ, мсье Реми, бывший секретарь, мсье Мерсье, бывший администратор, мсье Габриэль, бывший хормейстер, и в особенности баронесса Кастело-Барбезак, когда-то «маленькая Мег», самая яркая звезда в нашем восхитительном кордебалете и старшая дочь покойной мадам Жири, которая была билетершей в ложе призрака. Благодаря им читатель сможет теперь воспроизвести те события во всех деталях.
<Я был бы не прав, если бы в начале этой правдивой и ужасной истории не поблагодарил также нынешнюю дирекцию Оперы, которая так любезно сотрудничала со мной, и в особенности мсье Мессажера, а также очень сердечного администратора мсье Габиона, кроме того, архитектора, ответственного за сохранность здания, который без колебаний одолжил мне произведения Шарля Гарнье, хотя был почти уверен, что я их не верну.
Наконец, я хочу публично поблагодарить за щедрость моего друга и бывшего сотрудника Ж. Л. Кроза, который разрешил мне пользоваться его прекрасной театральной библиотекой и одолжил редкие издания, которыми сам очень дорожил.>
Глава 1. Было ли это привидение?
Этим вечером мсье Дебьенн и мсье Полиньи, два директора Парижской оперы, давали гала-предвтавление по случаю своего ухода. Артистическая уборная Ла Сорелли, одной из ведущих балерин театра, неожиданно подверглась вторжению полудюжины танцовщиц кордебалета, которые только что покинули сцену, оттанцевав «Полиэкт». Они были в полном замешательстве, некоторые дико и неестественно смеялись, другие издавали крики ужаса.
Ла Сорелли, желавшая побыть одна, чтобы отрепетировать речь, которую она вскоре должна была произнести перед Дебьенном и Полиньи, почувствовала раздражение, увидев возбужденных молодых женщин. Прима обернулась к вошедшим и спросила о причине их волнения. Маленькая Жамме — нос, который так нравился Гревену, глаза цвета голубых незабудок, розовые щечки, белая грудь — смогла выговорить лишь два слова, голос ее прерывался и дрожал:
— Это привидение!
И она заперла дверь на ключ.
Артистическая уборная Ла Сорелли была обставлена с комфортом — большое, во весь рост зеркало, удобный диван, изящный туалетный столик, вместительный гардероб. На стенах несколько гравюр, сувениров ее матери, которая знавала славные дни старого оперного театра на улице Лепелетье. Портреты Вестриса, Гарделя, Дюпона и Биготтини. Эта комната казалась дворцом девушкам из кордебалета. Девушкам, которые ютились в общих помещениях, где напевали, ссорились, дубася парикмахеров и костюмеров, угощали друг друга пивом, черносмородинным ликером или даже ромом, пока мальчишка не начинал звонить в свой колокольчик, вызывая танцовщиц на сцену.
Ла Сорелли, дама весьма суеверная, услышав, что Жамме упомянула привидение, вздрогнула:
— Ты маленькая дурочка!
Но поскольку она верила в привидения вообще и в привидение в Опере в частности, ей не терпелось получить больше информации.
— Ты его видела? — живо спросила она.
— Так же ясно, как вижу тебя, — ответила маленькая Жамме со стоном. Ее ноги подкосились, и она упала в кресло.