Я не думала о той ужасной ситуации, в которой оказалась, я не хотела знать, что случится со мной, какая темная сила привела меня сюда, чтобы быть запертой в этой гостиной, как заключенная в камере или рабыня в гареме. Нет, сказала я себе. Голос — мужчина! Я стала плакать.
Мужчина, все еще стоявший на коленях, очевидно, понял причину моих слез, потому что он произнес: «Это правда, Кристина. Я не ангел, дух или привидение. Я — Эрик».
В этом месте история Кристины была опять прервана. Ей и Раулю показалось, что эхо за их спиной повторило:
«Эрик». Какое эхо? Они увидели, что настала ночь. Рауль сделал движение, как будто хотел встать, но Кристина удержала его.
— Останьтесь, — сказала она, — я хочу закончить свой рассказ здесь.
— Почему здесь? Я боюсь, что ночью здесь слишком холодно.
— Нам нечего бояться, кроме люков. Мне не разрешено видеться с вами вне Оперы. Сейчас не время раздражать его. Мы не должны возбуждать у него подозрений.
— Кристина! Кристина! Что-то говорит мне, что мы делаем ошибку, дожидаясь завтрашней ночи, мы должны бежать сейчас же.
— Если Эрик не услышит меня завтра, это причинит ему сильную боль., — Будет трудно уйти от него навсегда, не причинив ему боли.
— Вы правы, Рауль, я уверена, мое бегство убьет его. — Помолчав, она добавила приглушенным голосом: — Но, по крайней мере, это равная игра: есть шанс, что он убьет нас.
— Тогда он действительно любит вас?
— Да, достаточно, чтобы не остановиться ни перед чем, даже перед убийством.
— А возможно ли найти место, где он живет, и пойти туда. Поскольку он не призрак, ведь можно с ним поговорить и даже заставить его ответить.
Кристина покачала головой:
— Нет, против Эрика ничего нельзя сделать. От него можно только убежать!
— Тогда почему, если вы могли убежать от него, вы вернулись обратно?
— Потому что должна была сделать это. Вы поймете это, узнав, как я покинула его дом.
— О, я ненавижу его! — закричал Рауль. — А вы, Кристина? Скажите мне… Скажите мне это, чтобы я смог дослушать конец этой невероятной истории. Вы его тоже ненавидите?
— Нет, — ответила она просто.
— Тогда почему вы говорите все это? Вы, очевидно, любите его, и ваш страх, ваш ужас — все это любовь особого рода. Рода, которого вы не допускаете, — с горечью произнес Рауль.
Рода, которого вы не допускаете, — с горечью произнес Рауль. — Любовь, которая вызывает нервную дрожь, когда вы думаете о ней. Можно представить — мужчина, который живет в подземном дворце. — И он засмеялся презрительно.
— Вы хотите, чтобы я вернулась? — спросила она резко. — Будьте осторожны, Рауль. Я уже сказала, что если опять окажусь там, то обратно не вернусь никогда.
Воцарилась напряженная тишина.
— Прежде чем я отвечу, — сказал наконец Рауль медленно, — я хотел бы знать, какие чувства вы испытываете к нему, поскольку вы не ненавидите его.
— Ужас! — воскликнула Кристина и произнесла это слово так громко, что оно утонуло в воздухе ночи. — Это самое худшее, — продолжала она с растущей напряженностью, — он страшит меня, но я не ненавижу его. Да и как я могу ненавидеть его, Рауль? Представьте, каким он был, на коленях, в своем подземном доме у озера. Он обвинял, проклинал себя, просил меня простить его. Он признался в обмане. Сказал, что любит меня. Он положил к моим ногам свою огромную, трагическую любовь. Он похитил меня из-за любви, но он уважал меня, раболепствовал передо мной, он жаловался, плакал. И когда я встала и сказала ему, что могу лишь презирать его, если он немедленно не вернет мне свободу, я была удивлена, услышав от него предложение: я могу уйти, когда мне захочется. Он хотел уже показать мне таинственную тропинку. Но он тоже встал, и тогда я поняла, что, хотя он не ангел, дух или привидение, он все же Голос, потому что он запел! И я стала слушать», и осталась.
Мы ничего не сказали больше друг другу в тот вечер. Он взял арфу и начал петь мне любовную песню Дездемоны. Моя память, напомнившая мне, как пела ее я сама, заставила меня устыдиться. Музыка обладает магической силой устранять все во внешнем мире, за исключением звуков, которые проникают прямо в сердце. Мое странное приключение было забыто. Голос опять пробудил меня к жизни, и я следовала за ним, восхищенная, в его гармоническое путешествие. Я принадлежала к семье Орфея! Я прошла через горе-радость, мученичество, отчаяние, блаженство, смерть, триумфальные свадьбы. Я слушала. Голос пел. Он пел какие-то незнакомые мелодии, и эта музыка создавала странное впечатление нежности, томления и покоя, волновала душу, постепенно успокаивая ее, вела на порог мечты. Я заснула.
Проснулась я в кресле в простой маленькой спальне с обычной кроватью из красного дерева. Комната была освещена лампой, стоявшей на мраморной вершине старого, времен Луи-Филиппа, комода. Где я теперь? Я провела рукой по лбу, будто хотела отогнать дурной сон. К сожалению, не потребовалось много времени, чтобы понять: я не сплю. Я была заключенной и из спальни могла выйти только в очень уютную ванную с горячей и холодной водой. Вернувшись в спальню, я увидела на комоде записку, написанную красными чернилами. Если у меня и были какие-либо сомнения относительно реальности того, что произошло, эта записка полностью их развеяла.