— Хрюша! Минуточку!..
— У меня рог. Нет, я лично пойду прямо к Джеку Меридью и все ему выложу.
— Тебе не поздоровится.
— Да что он мне еще-то, теперь-то уж сделает? Я скажу ему, что к чему. Я понесу рог, можно, а, Ральф? Я покажу ему кое-что, чего ему не хватает.
Хрюша умолк, переждал мгновенье, оглядел неясные пятна лиц. Тень былых вытоптавших траву собраний прислушивалась к его речи.
— Я пойду к нему с рогом в руках. Я подниму рог. Я скажу ему — так, мол, и так, скажу, ты, конечно, сильней меня, у тебя нету астмы. И ты видишь прекрасно, скажу, ты обоими глазами видишь. Но я у тебя не прошу мои очки, я у тебя их не клянчу. И я не стану тебя упрашивать, мол, будь человеком. Потому что неважно, сильный ты или нет, а честность есть честность! Так что отдавай мне мои очки, скажу, ты обязан отдать!
Хрюша закончил. Он был весь красный и дрожал. Сунул рог Ральфу, будто хотел поскорей от него отделаться, и вытер слезы. Тихий зеленый свет обливал их, рог лежал у Ральфа в ногах, белый и хрупкий. Единственная капелька, протекшая между Хрюшиных пальцев, звездой горела на сияющем выгибе.
Ральф наконец выпрямился и откинул волосы со лба.
— Ладно. То есть попробуй, если хочешь. Мы тоже пойдем.
— Он же раскрашенный будет, — сомневался Сэм. — Знаете сами, какой он будет…
— Не очень-то он нас испугался…
— Если он взбесится, мы не обрадуемся…
Ральф хмуро глянул на Сэма. Ему смутно вспоминалось что-то, что Саймон говорил тогда, среди скал.
— Глупостей не болтай, — сказал он. И тут же прибавил:
— Значит, мы идем.
Он протянул рог Хрюше, и тот вспыхнул, на сей раз от гордости.
— На, ты понесешь.
— Когда мы выступим, я его понесу… — Хрюша искал еще слов, чтоб выразить свою пламенную готовность стойко пронести рог через все невзгоды и трудности.
-…Я с удовольствием, Ральф. Хоть меня самого же вести придется.
Ральф снова положил рог на блестящий ствол.
— Сначала надо поесть, а уж потом отправимся.
Они пошли к разоренным фруктовым деревьям. Хрюше помогли добраться до еды, и он искал ее ощупью. Пока ели, Ральф обдумывал план.
— Пойдем, как мы раньше были. Помоемся…
Сэм заглотал сочную мякоть и воспротивился.
— Мы же купаемся каждый день!
Ральф оглядел троих — чумазых, жалких, вздохнул:
— Надо бы волосы причесать. Только уж очень они у нас длинные.
— У меня в шалаше гольфы остались, — сказал Эрик. — Можно их на голову надеть, шапочки будут такие.
— Лучше чего-нибудь найдем, — сказал Хрюша, — и волосы вам сзади завяжем.
— Ну да, как у девчонок!
— Зачем? И вовсе не так.
— Ладно, пойдем как есть, — сказал Ральф. — Они тоже не лучше.
Эрик вытянул руку, преграждая им путь.
— Они же раскрашены будут. Сами знаете…
Все закивали. Они хорошо понимали, какое чувство дикости и свободы дарила защитная краска.
— Ну и что? А мы не будем раскрашены, — сказал Ральф. — Потому что мы-то не дикари.
Близнецы переглянулись.
— А все-таки, может…
Ральф крикнул:
— Никакой краски!..
И опять он умолк, ловя ускользающую мысль.
— Дым, — сказал он. — Нам нужен дым…
Он яростно глянул на близнецов:
— Дым, я говорю. Нам нельзя без дыма!..
Было тихо, и только ныли надсадно пчелы. Потом Хрюша осторожно заговорил.
— Ну да. Дым ведь — сигнал, и без дыма нас никогда не спасут.
— Сам знаю! — крикнул Ральф. — Он отдернул руку от Хрюши. — То же, по-твоему, я…
— Просто я сказал, чего ты всегда говоришь, — заторопился Хрюша. — Просто мне вдруг показалось…
— Ничего подобного, — громко сказал Ральф. — Я все время помню. Я не забыл…
Хрюша уже тряс головой, смиренно, увещевающе:
— Ты же у нас Вождь, Ральф. Ты же, конечно, все помнишь.
— Я не забыл.
— Ну конечно, нет.
Близнецы смотрели на Ральфа так, будто впервые его увидели.
Они отправились по берегу в боевом порядке. Первым шел Ральф, он прихрамывал и нес копье на плече. Он плохо видел из-за дымки, дрожащей над сверканьем песков, собственных длинных волос и вспухшей щеки. За ним шли близнецы, озабоченные, но не утратившие своей неисчерпаемой живости. Они говорили мало, но прилежно волокли за собой копья, ибо Хрюша установил, что, опустив глаза, защитив их от солнца, он видит, как концы копий ползут по песку. И потому он ступал между копьями, бережно прижимая к груди рог. Тесная группка двигалась по песку, четыре сплющенные тени плясали и путались у них под ногами. От бури не осталось следа, берег блистал, как наточенное лезвие. Гора и небо сияли в жаре, в головокружительной дали; и приподнятый миражем риф плыл по серебряному пруду на полпути к небу.
Прошли мимо того места, где танцевало тогда племя. Обугленные головни все еще лежали на камнях, где их загасило дождем, но снова был гладок песок у воды. Здесь они прошли молча. Все четверо не сомневались, что племя окажется в Замке, и, когда Замок стал виден, не сговариваясь, остановились. Заросли, самые густые на всем острове, зеленые, черные, непроницаемые, были слева от них, и высокая трава качалась впереди. Ральф шагнул вперед.
Вот примятая трава, где они лежали тогда, когда он ходил к бастиону. Дальше был перешеек, а потом огибающий скалу выступ и красные башенки сверху.
Ральф шагнул вперед.
Вот примятая трава, где они лежали тогда, когда он ходил к бастиону. Дальше был перешеек, а потом огибающий скалу выступ и красные башенки сверху.