Я люблю ее потому, что на первый взгляд в ней нет ничего уникального. Обычная ракушка в форме веера, с преобладанием коричневого в окраске — в океане таких видимо-невидимо.
Только настоящая львиная лапа получается из одного специфического вида моллюсков.
Размером она с кулак. Выпуклости на ней такие большие, а бороздки между ними такие глубокие, что они и впрямь походят на пальцы. Да и цвет, если приглядеться, оказывается совсем не коричневым, а состоящим из дюжины оттенков оранжевого, с пурпурными каемками, которые то закручиваются спиралями и исчезают, а то идут полосами через всю раковину или даже смешиваются с оранжевым и переходят в охру. Красота этой раковины столь трудноуловима, что не заметить ее легко, но, однажды разглядев, вы всегда будете ее видеть и восхищаться с каждым разом все больше. Каждая раковина сама по себе история.
Я решила взять свою львиную лапу с собой на Каптиву.
Сначала мы с моим не по годам взрослым сыном прочитаем книгу, а потом пойдем на пляж. В одно из самых широких его мест. Мы будем сидеть и обсуждать историю львиной лапы, а закат будет раскрашивать небо в мои любимые тона: сапфир, манго, маджента.
И вдруг: «О, погляди-ка, львиная лапа». Моя львиная лапа, краешек выглядывает из-под песка там, где ее зароет Стефани.
Обри, наверное, улыбнется. И, весьма вероятно, скажет: «Вот, мам. Возьми. Пусть будет у тебя». Но я скажу: «Нет-нет, мой мальчик, она твоя. Ты нашел ее, как Ник и Пенни. Храни ее всю жизнь».
Я тебя люблю, сынок.
Я тоже тебя люблю, мама.
Если вы дочитали эту книгу до сих пор, то знаете, что события редко складываются так, как мы ожидаем. Северное сияние, которое так и не появилось, Стефани, проблевавшая весь круиз, Библия Паноса, даже визит в «Кляйнфелдс» — все сложилось совсем не так, как планировалось.
И тем не менее все это стало великолепным материалом для воспоминаний.
Потому что я ничего не ждала. Наверное, в этом и есть урок подобных событий, если он вообще должен быть. Принимайте жизнь такой, какая она есть. Надо работать, надо к чему-то стремиться, но надо и принимать. Не пытайтесь превратить мир вокруг вас в свою мечту.
Реальность лучше.
Так что я не стала дергаться, когда план Обри пошел наперекосяк.
— Твоя мама говорит, что у нее есть львиная лапа! — сказала Обри Эллен.
Гхм. Хочешь испортить мой сюрприз? Давай-давай.
Мои родители рассказали о львиной лапе своим друзьям, а те взяли да и купили раковину на интернет-аукционе. Моя мама радостно подарила ее Обри. Но это была не настоящая львиная лапа, хотя Обри считал, что настоящая. Фи-игушки!
Но главное, Обри ни в какую не хотел читать книгу.
Стеф пол-лета гонялась за ним по дому:
— Сладенький, хочешь почитаем? Это моя любимая книга! И она про Санибел!
— Нет, — отвечал он.
Тогда я сама решила почитать с Обри. Но у меня ужасно заплетался язык, а Обри не было никакого интереса сидеть рядом с матерью и читать ей вслух.
Тогда я сама решила почитать с Обри. Но у меня ужасно заплетался язык, а Обри не было никакого интереса сидеть рядом с матерью и читать ей вслух.
Ну и ладно.
Настоящие проблемы начались, едва мы прибыли в наш дом на Санибеле. Сначала пляж. Мой план сложился месяца за четыре до поездки. Тогда я еще могла ходить, опираясь на Обри. Недалеко, но все же.
Но теперь, после напряжения на Кипре и в Нью-Йорке и еще четырех месяцев болезни, я вообще не могла ходить без помощи. Тем более по песку.
Не надо расстраиваться из-за того, что не можешь получить. Это прямой путь в сумасшедший дом.
Я повернулась к пляжу спиной. И вошла в дом: меблированный как надо, с бассейном с экраном от ветра и с джакузи, с отдельными балкончиками, с пятью спальнями, с винтовой лестницей — в общем, не дом, а сплошная роскошь и удовольствие, так что Обри даже не хотел из него выходить.
— Здесь в каждой комнате по плоскому телику! — восторгался он.
Мы сидели и ели мармеладки «Джелли-Белли» — у Обри их была целая двухфунтовая банка. «Джелли-Белли» продаются самых разных вкусов: жареный попкорн, карамель, капучино, слива. Обри находил две одинаковые для Стеф и меня, и мы должны были сказать, что у них за вкус. Путеводитель вкусов был в руках у Обри.
— Нет! Нет! Это был гранат! — говорил, например, он.
В этом весь Обри: вот вчера вечером он очень разволновался, когда узнал, что Джон хочет вернуться к учебе.
— Пап, над тобой будут смеяться. Ты будешь старше всех в группе, и другие ученики будут стягивать с тебя штаны.
Когда в этом году Обри приняли в престижную художественную школу, он решил не говорить об этом своей подружке, которая тоже хотела туда поступить, но не смогла. Не хотел расстраивать девочку.
Обри с удовольствием может провести со мной несколько минут. Но три дня? Я знала, что ему больше пришлась бы по вкусу компания. Поэтому я пригласила Нэнси и ее мальчишек, Лиэма и Девина, которые встретили нас там.
— Здесь есть лифт! — просиял Девин. — Прямо в доме!
— Да, милый, это для Сьюзен, — сказала Нэнси.
Кстати, этому лифту суждено было стать не только благословением, но и проклятием. Потому что на каждом этаже у него были двойные двери, и, чтобы он ехал, двери надо было закрывать очень плотно, а их заедало.
Кабина лифта была величиной со шкаф, туда помещалось только кресло-каталка и еще двое людей. И там было так душно, что домоправительница просила нас держать двери открытыми для вентиляции. Если с лифтом что-то случалось, то изнутри позвонить никуда было нельзя. Когда двери в очередной раз заедало, нужно было взять металлический прут и просунуть в дырку над дверью, тогда она должна была открыться. Должна была.
Разумеется, двери заело прямо сразу. Они не открывались, и внутрь было не войти. Нэнси и Стеф пробежались по этажам, проверили, все ли двери закрыты, чтобы поехал лифт.
Дело кончилось тем, что им пришлось нести меня наверх на руках.
Стеф взяла меня под мышки, Нэнси ухватилась за ноги.