У Кляйнфелда
Историю нашего посещения магазина-салона «Кляйнфелдс» не понять, не сфокусировавшись предварительно на конкретной четырнадцатилетней девочке — моей дочери.
Ключевое слово здесь: четырнадцатилетняя.
По дороге в Нью-Йорк Марина рассказывала, как недавно, когда она ездила со школьным оркестром на выступление, один из оркестрантов разжевал батончик с мюсли, бросил его в блевотный пакетик и залил апельсиновым соком: чтобы больше походило на рвоту. Она находила это ужасно смешным.
Когда мы подъезжали к нашему отелю на Таймс-сквер, Марина заметила на другой стороне улицы свой любимый магазин одежды:
— Ого! Трехэтажный!
Как-то вечером в отеле мы сели в лифт с коробками пиццы. Там оказалась еще одна пара, и у них тоже была пицца, так что, поднимаясь, мы болтали о пицце.
— Фу, какой облом! — сказала Марина, едва мы вышли из лифта.
И эту девочку я собиралась вести в магазин свадебных платьев.
Ребенка. Неуклюжего, красивого ребенка.
Наш визит в «Кляйнфелдс» был согласован за несколько месяцев вперед: я долго продумывала детали, уговаривая менеджеров, убеждая работников магазина позволить нам прийти и примерить несколько платьев, несмотря на то что мы ничего не покупаем.
По мере приближения поездки я все спрашивала Марину, волнуется ли она.
— Ага, — отвечала она своим высоким писклявым голосом, которым говорила всегда, когда была в чем-то неуверена.
— Конечно, мама, — говорила она, пожимая плечами.
А вот насчет тату-салона она трещала не переставая.
Да, Марину больше привлекала перспектива (почти реальная) нарисовать у себя на лодыжке василек — символ того, что ее мать борется со смертельным недугом, — чем примерить несколько отстойных свадебных платьев за десять тысяч долларов каждое.
Неловкая, прекрасная, любимая.
Утро пятницы было зарезервировано за «Кляйнфелдсом». Стефани и Марина договорились с транспортной службой, чтобы они провезли нас двадцать пять кварталов: нам подали навороченный фургон с лифтом и площадкой для инвалидных колясок, хотя я прекрасно могла еще встать с кресла и пройти несколько шагов до обычной машины — с чужой помощью, конечно.
Электрические ворота открылись, пандус опустился, водитель закатил меня внутрь, пристегнул какими-то ремнями, как Ганнибала Лектора, закрыл борт и вернулся в кабину.
— Можно подумать, я везу тебя в собачий приют! — сострила Стеф.
Я тоже посмеялась.
Я знала, что если начну плакать, то уже не остановлюсь.
Всю поездку Марина поворачивалась и смотрела, как я там.
— У тебя все в порядке, мам?
— Все прекрасно, — отвечала я.
Возле «Кляйнфелдса» меня выгрузили на тротуар, как какой-то контейнер. Мы проехали по шумному, людному, заплеванному городскому тротуару — над головой громоздились какие-то леса, в воздухе отчетливо пахло марихуаной — и въехали в мечту.
Цветочные консоли в несколько футов высотой.
— У тебя все в порядке, мам?
— Все прекрасно, — отвечала я.
Возле «Кляйнфелдса» меня выгрузили на тротуар, как какой-то контейнер. Мы проехали по шумному, людному, заплеванному городскому тротуару — над головой громоздились какие-то леса, в воздухе отчетливо пахло марихуаной — и въехали в мечту.
Цветочные консоли в несколько футов высотой. Белая решетка на балкончике Ромео и Джульетты. Платье цвета слоновой кости, застывшее в паре с фраком, безголовые жених и невеста.
— Вот это да! — не удержалась я.
На мне был новый черный костюм, один из четырех, которые мы со Стефани купили незадолго до поездки. На Марине были джинсовые шорты, футболка без рукавов и кроссовки. Она стояла, сложив на груди руки, и выглядела так, словно это последнее место на планете, где ей хотелось бы быть.
Даже мои восклицания: «Помнишь, мы видели это в шоу?» — не вызвали ничего, кроме кивка.
Милые Кляйнфелдс-леди устроили нам экскурсию по салону. Стефани толкала мое кресло, Марина шла рядом. Нам показывали комнату за комнатой, называя имена дизайнеров, чьи платья были выставлены там. Алита Грэм. Пнина Торней. Бесконечные ряды платьев. Ослепительные. Кружевные. Облака тюля, рядом с которым свадебное платье принцессы Дианы выглядело просто скромным.
Марина не вымолвила ни слова.
Мы свернули к примерочным. Вот белый салон. Знаменитая складская комната, где сотни белых платьев висят в пластиковых чехлах. То самое, куда бежит Рэнди из телешоу, чтобы выбрать «то самое» платье для очередной сбитой с толку невесты, которая тем временем препирается в примерочной мамашей.
По телевизору складская комната похожа на шведский стол глазированных пирожных. В реальной жизни это просто знаменитый склад. В то утро «Кляйнфелдс» показался мне куда меньше, чем я себе представляла.
А вот платья оказались очень большими, сшитыми как будто на сказочных невест-великанш из волшебных замков. Женщины в семействе Спенсер-Вендел, как правило, малорослые.
Мы с Мариной были потрясены.
— Хочешь что-нибудь примерить? — прошамкала я, тронув Марину за локоть.
Мы стояли в комнате, полной пышных платьев, и смотрели на них снизу вверх. Добавочное хранилище, объяснили нам. Конвейерная линия платьев, протянувшаяся аж до следующего квартала.
— О’кей, — сказала Марина своим писклявым голосом.
— Скажи им, в каком стиле ты бы хотела платье. Выбери силуэт.
Выбрать силуэт означает указать форму платья — пышное бальное, прямое, А-силуэт.
Марина стояла как немая.
Я расстроилась, что привела ее сюда. Что навязала ребенку такой взрослый опыт. Но я знала, что от слез все станет хуже в тысячу раз. И я крепилась.
Когда Марина молча скрылась в примерочной, я постаралась не думать о дне, когда моя девочка будет выходить замуж.
И еще я постаралась не думать о крошке Марине, лежащей у меня на руках.