И все-таки под ветром «Пенелопе» было бы легче. Глупо мечтать о том, над чем ты не властен. Можно, к примеру, пожелать, чтобы настырные финикийцы исчезли. Провалились в мглистое царство Аида. В Тартар.
В Бездну Вихрей. Или еще куда подальше — хотя дальше уже, кажется, некуда…
Одиссей в очередной раз оглянулся на преследователей. И невольно протер глаза. Конские головы сгинули! На их месте таяло, исходило зыбкой дрожью чудо-марево; но вот исчезло и оно. Море позади было чистым до самого горизонта, куда ни кинь взгляд. Разве что горизонт стал заметно ближе. Создавалось впечатление, что именно он, этот рывком приблизившийся горизонт, и поглотил детей Благодатного Полумесяца, следивших за Троянской войной с Солимских высот.
Наваждение?!
— Земля!
До сих пор берег неторопливо уползал назад, на запад: далекой серой линией по правому борту. А тут вдруг зайцем прыгнул навстречу. Гостеприимно распахнул тихую лагуну с прозрачной до самого дна водой. Любуйся, если хочешь: пестрые рыбки снуют в ветвях диковинных садов-кораллов. Не хочешь? Гляди прямо: пологие дюны золотятся бархатом песка. Над кораблем закружили чайки; их крики звучали торжественным гимном. Неправдоподобно четкие силуэты пальм прорезали небо, налившееся густой синевой; даже жара как будто опомнилась, улеглась.
«Где пальмы, там пресная вода. Жизнь. Отдых. О небо, как нам нужен глоток воды и хоть час для сна!..»
Одиссей еще раз оглянулся, силясь пронзить взглядом близкий горизонт. Чисто. Сколько ни вглядывайся: никого.
— К берегу!
%%%
Никто не подкарауливал гостей в тени пальм, в лагуне не оказалось рифов или предательских мелей. Лишь в полустадии от берега увиделась мерзкая подробность: остовы двух кораблей. Верней, это от одного остался лишь костяк — ребрами чудовищного гиппокампа из песка проступали трухлявые балки каркаса. Определить, что это была за посудина, не представлялось возможным. Скорее всего, дарданы: традиционные медные щиты с кормы сохранились в целости, только сплошь покрылись ядовитой зеленью. Зато второй корабль выглядел сравнительно целым. Критский «торговец»-одномачтовик. Он простоял на катках, глубоко ушедших в мягкую плоть дюны, года два-три. Забытый, одинокий; пес, брошенный хозяевами.
Остро кольнуло в груди. Где команды? Ушли? Погибли?! Скелетов и черепов вокруг видно не было, хотя они вполне могли таиться под слоем песка. Но не поворачивать же назад?
«Пенелопа» ткнулась носом в отмель.
— Корабль на берег не вытаскивать! — распорядился Одиссей, облачаясь в легкий кожаный панцирь. Ножны с мечом оттянули пояс. — Быть готовыми к отплытию. Со мной пойдут…
Откуда появились люди?
Возникли между волосатыми стволами пальм — а откуда, как? Подкрались? Нет. Не выскочили сзади, отрезая путь к отступлению. Не набросились из засады. У них и оружия-то не было никакого. Даже ножей. Всей одежды: набедренные повязки из грубой ткани. Зато в руках — большие блюда, подносы, кувшины… Напоказ. Запах миролюбия опасней кипрских благовоний, когда блудница заманивает простака в портовые трущобы. В чужую доброжелательность верится плохо: после беспрерывных боев, крови, бегства, висящей на хвосте смерти… Одиссей поднял левую руку: стойте!
Убрать правую ладонь с рукояти меча оказалось куда трудней.
Увидев, что пришельцы остановились, люди переглянулись. И степенно двинулись навстречу. На блюдах и подносах красовались рдеющие в разломах гранаты, сизые грозди винограда, вовсе неведомые плоды (до сих пор сын Лаэрта думал, что всего насмотрелся в отцовском саду!), плачущие от жары круги сыра, стопки румяных лепешек… И все это вперемешку с крупными золотистыми цветами на мясистых стеблях. «Лотос!» — припомнил наконец рыжий. И с удивлением отметил, когда встречающие подошли ближе: глаза у местных — янтарно-желтые. Яркие, блестящие.
— Мы рады приветствовать вас, чужеземцы. Будьте нашими гостями. Можете не опасаться преследователей: им заказан путь сюда. Да будет отдых ваш тих и радостен!
Круглое улыбчивое лицо. Гладкое, без морщин. Смешной нос слегка приплюснут. Взгляд загадочно мерцает в тени и вспыхивает расплавленным золотом, едва на лицо человека падает солнце. Гладкое, подобно лицу, слегка начинающее заплывать жирком тело. И спокойная уверенность — нет, иначе: благожелательность! благость! — которой дышит желтоглазый. Впрочем, они тут все желтоглазые. И все — люди без возраста! Сколько лет круглолицему? Тридцать? Сорок? Пятьдесят?! С остальными ничуть не легче: глянешь искоса — юноши, приглядишься — средних лет, всмотришься по новой…
Круглолицый обратился к морякам по-ахейски, хотя на спартанца или аргоссца походил меньше всего. Откуда ему известно про погоню? Почему финикийцам закрыт путь сюда? Словам желтоглазого хотелось верить. Одиссей знал такое за самим собой, поэтому внутри отчаянно колотился зародыш недоверия. Уж лучше бы их встретили настороженно, с оружием в руках: было бы легче. Надо решаться. Гребцам нужен отдых. И если его преподносят на блюде…
Низкий поклон. Ладонь прижимается к сердцу:
— Радуйся, господин мой! Зевс любит щедрых гостеприимцев! Ибо Куда чаще гостей встречают бранью и копьями. Мы с удовольствием примем приглашение твоих соплеменников, не злоупотребляя вашей добротой. Стеснять хозяев пагубно…