А вот это уже не входило в планы человечества, поэтому Ростик даже немного поднял темп переходов, чтобы у его… подчиненной рати не возникало таких пустых, в любом случае несвоевременных мыслей.
Впрочем, и ему тут начинало нравиться. Сначала он решил, что это естественная реакция на выздоровление после болезни, которое обеспечил ему Лео, а возможно, просто время ему пришло поправиться. И это тоже существенно поднимало настроение. Но спустя некоторое время Ия Просинечка заметила как-то преувеличенно небрежно:
— Ты, командир, словно шалеешь от своего гиганта. Смотри, не азартничай лишний раз.
— В чем дело? — спросил 6н, понимая, что без Левиафана ему нужно было бы нахмуриться.
— В чем дело? — спросил 6н, понимая, что без Левиафана ему нужно было бы нахмуриться.
— Она права, — вдруг вступил в разговор и Михайлов, который вообще последнее время все время поддерживал Ию, иногда и без необходимости. — Я еще в прошлый раз, когда мы ходили на Гвинею, заметил — ты делаешься слишком уж… — он помолчал, подыскивая слово, — бесшабашным.
Рост разозлился немного, даже отплыл от основного косяка викрамов, чтобы подумать, но расстояния тут почти не имели значения, да и опасно было уходить от рыболюдей, по-настоящему опасно, поэтому он нехотя вернулся. И решил во время возвращения, что ребята правы. Его избыточная самоуверенность, приподнятое настроение могли обернуться серьезной недооценкой ситуации, а это было нехорошо. Особенно для него — командира и предводителя всего отряда. Поэтому Рост попробовал избавиться от своего едва ли не восторженного отношения к викрамам, к действию их оружия, к морю, к пище и прекрасному, едва ли не фантастическому по своим красотам рифу.
Чтобы окончательно вернуться к суровой действительности, он принялся обследовать воду за Барьером, в той акватории, которая была уже заметно опреснена всеми бесчисленными реками, скатывающимися в море с континента, из зоны междулесья. Чтобы не нарушать сложившуюся иерархию, он препоручал при этом командование касатками Рындину или Михайлову, но последний, хотя и был самым опытным погонщиком, с удовольствием от этой привилегии уклонялся.
К берегу Ростик ходил или с Самархой, или со Шлехом. Парень оказался непрост, он очень точно чувствовал рельеф дна, или воду, или даже воздух над водой. Иногда Шлех говорил, мол, не следует приближаться к этим скалам, хотя Рост и даже Самарха при всем их великолепном чувстве опасности ничего не ощущали, и оказывался прав. Бывало, правда, что он перестраховывался, но и в таких делах лучше было придерживаться его экономной тактики и прислушиваться к советам.
Спустя пару таких походов Рост спросил его:
— Ты, наверное, можешь о том, как устроено дно моря или берега, целую лекцию прочитать.
На что получил ответ:
— Целую книгу могу написать, как ты, командир. — Помолчав, он добавил: — Если проживу долго, непременно напишу.
Интеллигент, решил Рост, и от этого его уважение к не очень удачливому бойцу из своей команды, но, несомненно, очень полезному наблюдателю, только возросло.
Впрочем, о междулесье Шлех ничего слишком уж интересного рассказать не сумел. Только пожаловался, что при приближении к этим берегам у него начинает болеть голова. Рост вспомнил, как они бомбили это пространство бабуринскими колбами, последействие которых длилось иногда более десятилетия, и что воды рек, безусловно, выносили эту отраву в море, и не стал настаивать на очень уж пристальных исследованиях. Вполне могло оказаться, что и на Шлеха действовала эта гадость, но он привычным для солдата образом подавлял неприятные ощущения, хотя и не становился от этого здоровее.
Тем более что Шлех все-таки отыскал несколько проплешин умерших кораллов, уже превратившихся в неживые известковые веточки, а это значило, что отравление берега зашло далеко. Это следовало принять во внимание.
У юго-западной оконечности континента, уже вокруг леса незнакомых дваров, они снова столкнулись с кучей разных морских чудищ. Рост даже стал думать, что это леса ящеров своими соками, выбрасываемыми в почву, привлекают самых разных зверей. Среди них были и подводные ящеры, или что-то, на ящеров похожее. Были невероятно большие акулы, которых, впрочем, после нескольких стычек Удалось отогнать в море. Были даже стаи не очень крупных, но весьма прожорливых рыб, смахивающих на мурен.
Только челюсти у них были не просто большие, а еще и с дисковыми деснами, буквально перепиливающими почти любой материал, даже самый твердый. Эти были опасны умением прятаться в норах и нападать снизу, неожиданно и в изрядном количестве.
Поэтому пришлось перегруппировать караван, чтобы впереди ходили не малые и потому уязвимые команды разведчиков, а плотно сбитые, с ружьями, направленными во все стороны, в том числе и ко дну, группы, способные в любой момент открыть огонь на поражение.
От этого двигаться вперед стало труднее, скорость суточного перехода замедлилась, но все равно около семидесяти километров караван делал, хотя теперь передвигался только днем, когда можно было видеть каждую песчинку на дне, и даже на некотором расстоянии впереди. Шлех помогал тут гораздо успешнее, чем некоторые из самых опытных и матерых викрамов, а из-за этого уважение к касаткам среди рыболюдей заметно окрепло.