— Ну, если там нет — это, пожалуй, к лучшему?!
— Да, вы правы! Но… я не знаю, где его искать! А у нас еще и сын в реанимации, под капельницей… Вот, нашла ваш телефон. Он… Вовка часто о вас рассказывал, называл сэнсеем, учителем. Вот я и подумала — может, вы знаете…
Учителем, значит, называл? И прослезился?! Сразу вспоминается неприятный смешок в трубке: «Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни — коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?!»
Ничего не скажу, Монах.
Промолчу.
— А может… Татьяна, вы извините, что я лезу не в свое дело! — но может, у него появилась женщина? Другая женщина?!
Шкура следователя, в которую я лезу с упрямством, достойным лучшего применения, трещит по швам.
Вот- вот разорвется.
А что делать, если волей-неволей первым делом на ум приходит долговязая девица с лошадиным лицом, телезвезда и гроза нетрезвых насильников?!
— Нет… то есть да, но — не в том смысле! Нет, к той женщине Вовка бы никогда не ушел!
Знаешь, «просто Татьяна», это еще бабушка надвое вилами по воде! Всяко в жизни бывает… хотя учтем: Ольгу-мордобоицу ты, похоже, видала и соответствующие выводы сделала.
Вполне разумные выводы.
— Значит, Володя вдруг просто так взял — и исчез? С бухты-барахты? И ничего странного вы до этого за ним не замечали?
Сакраментальный вопрос. Вечный, из основных интересов бытия: «Кто виноват?», «Что делать?» и «Вы за ним ничего странного?…» А куда денешься — язык сам вопрошает!
Язык мой — враг мой.
«Где враг твой, Каин?» — вот он, Господи, во рту болтается, без костей…
— Замечала! Еще как замечала!
Вот те раз!
— А конкретнее можно? Только мы сразу должны вас предупредить: нам неизвестно, где сейчас находится Володя. Но, если мы будем в курсе ситуации… Мало ли — вдруг окажется, что мы знаем кого-то из его знакомых, о ком вы и не подозревали? Сами понимаете…
«Просто Татьяна» понимает. Она все понимает и так энергично кивает головой, что я начинаю опасаться за сохранность ее шейных позвонков.
А еще я почему-то думаю об американце, умершем после боя с Монахом. Проклятье, ведь сто раз же зарекался творить добро и спасать утопающих!… По лицу Димыча видно: наши мысли текут в сходном направлении.
Шерлок Холмс и доктор Ватсон, понимаешь!… Эркюль Пуаро и Нат Пинкертон!… Доктор Джекил и мистер Хайд!… Нет, эти, кажется, из другой епархии.
Жена Монахова гасит сигарету в кофейном блюдечке.
Впервые берет рюмку с коньяком; делает крохотный, деликатный глоток.
За ним второй — уже не столь крохотный и не столь деликатный.
— Я вам все расскажу. Все! Если это поможет… если есть хоть какая-то надежда!… В милиции я уже рассказывала, но они даже ничего не записали! Это началось месяца два назад, в середине марта…
ПРОСТО ТАТЬЯНА
К тому, что муж время от времени допоздна засиживается в гостиной у телевизора, включая купленный по случаю подержанный видеоплейер и гоняя на нем свои бесконечные кассеты с мордобоями, — к этому Татьяна давно привыкла. Подобных кассет в доме скопилось уже порядочно, и Татьяна относилась к ним как к бессмысленной, но неизбежной части интерьера, с которой время от времени надо вытирать пыль.
Впрочем, Вовка не оставлял попыток завлечь жену в лоно рукомесла:
— Таня, ну глянь! Нет, ты глянь — ну красиво же! Смотри: он его… а тот ушел в сторону и… ну куда же ты?!
Татьяна вскользь бросала взгляд на экран, но крепыши в кимоно ее не вдохновляли, и она спешила ретироваться из комнаты.
Собственно, Вовка все равно тут же забывал о ней, уткнувшись носом в экран.
Сын, Саша-Санька-Шурик, как ни странно, к отцовским кассетам тоже особого интереса не проявлял. На тренировки вместе с отцом ходил, по утрам шумно дышал и дергался, доводя до инфаркта кошку Франьку, а к фильмам оставался равнодушен. Да и сами тренировки в последнее время забросил: на носу выпускные в школе, а там — в институт поступать. Занятия, репетиторы — головы поднять некогда!
Сам заявил, открытым текстом: «Вот поступлю, время появится — опять заниматься пойду. А пока — учиться, учиться и еще раз учиться, как написал ваш вождь, расписывая американский «Паркер»!»
Пошутил, значит.
Итак, жизнь шла своим чередом: сын готовился к выпускным и одновременно
— вступительным экзаменам, муж ходил на очередную работу (устроился наконец в какой-то более или менее приличный лицей — по крайней мере, деньги там платили вовремя); вечерами Вовка посещал тренировки или дома запоем смотрел кассеты, запас которых неуклонно рос, — жаль лишь, что времени этим самым кассетам он уделял все больше и больше.
Нет чтоб жене или сыну! А то ведь даже не на тренировки убегает — чушь всякую по ящику часами смотрит! И это взрослый человек, пятый десяток разменял!…
Пару раз Татьяна замечала, что муж, надев кимоно, что-то отрабатывает перед экраном. Раньше такого за ним не водилось: рукомашество и дрыгоножество — отдельно, просмотр — отдельно. Но все лучше, чем просто в экран пялиться! Вот если б еще не засиживался за полночь…
Или теперь уже не «засиживался», а «запрыгивался»? «задрыгивался»?…
Тогда- то и прозвенел первый звонок.
До Татьяны, замотанной делами и семейным бытом, не сразу дошло: вот уже без малого две недели муж, что называется, сачкует исполнение супружеского долга! То на усталость сошлется, то вообще ложится в постель, когда она, Татьяна, давно уже третий сон видит… А ведь раньше впору было перед подругами хвастаться: мой-то, мой-то!., ну, не тот, что в юные годы, но все-таки — орел!