Несущие кони

Эту богословскую доктрину Ацутанэ постоянно вдалбливали воспитанникам школы, поэтому по дороге Иинума объяснил Хонде, что при встрече с Кайдо не следует давать волю речам и превозносить буддизм.

Сам Кайдо оказался не величественным старцем с длинной седой бородой, как его, по отзывам, представлял себе Хонда, а обходительным беззубым старичком, только его глаза — поистине львиный взгляд — произвели на Хонду сильное впечатление. Когда Иинума представил Хонду как чиновника, в прошлом оказавшего ему услугу, пристально взглянув на Хонду, старик произнес:

— Похоже, ты видел многих людей. И все-таки твои глаза остались чистыми. Такое редко бывает, поэтому, хоть ты и молод, Иинума тебя так уважает. — Это прозвучало как комплимент. И сразу же без перехода старичок принялся поносить Будду:

— Для первой встречи это, может, и неожиданно прозвучит, но, скажу я вам, и плут же этот Сакья-муни. Меня злит, что именно он изгнал из сердец наших соотечественников дух древней страны, высокие стремления. Разве не буддизм отрицает дух Ямато, дух как таковой?

Иинума вдруг поднялся и вышел на обряд очищения, поэтому во всем зале остались только Кайдо и Хонда. Хонда на некоторое время стал единственным учеником, слушавшим эту лекцию.

Наконец после обряда очищения вернулся в сопровождении лучшего ученика Кайдо и Иинума: Хонда решил, что теперь он спасен.

— Поистине, прозрачная вода смывает телесную грязь. Спасибо. Я еще хотел бы встретиться с сыном, где он? — сказал Иинума, и Кайдо послал ученика позвать Исао. Хонда почувствовал воодушевление — сейчас появится Исао в такой же, как у отца, белой одежде.

Но Исао все не приходил. Ученик снова опустился на колени у порога:

— Я только что спрашивал: Исао возмутили ваши замечания, он взял из домика привратника охотничье ружье и сказал, что идет подстрелить кого-нибудь — хоть собаку или кошку.

— Как?! После очищения и кровь диких животных? Так нельзя, — Кайдо поднялся, его львиные глаза смотрели грозно.

— Собери-ка всю их компанию — научное общество. Скажи, чтобы каждый взял священную ветвь, и пусть идут навстречу Исао. Он осквернит территорию нашего храма, поступая как бог Сусаноо.

Иинума как-то обмяк, он был в сильном замешательстве, Хонде же, смотревшему на все со стороны, это казалось чрезвычайно странным.

— Так что же сын натворил? За что вы его ругали?

— Успокойтесь, он не сделал ничего плохого. Просто в этом ребенке слишком силен мятежный дух. Я только заметил ему, что если он не научится смирять дух, то пойдет неверным путем. Этого ребенка часто посещает буйный бог. Мальчикам это нравится, но с вашим сыном подобное происходит слишком часто. Когда я его увещевал, он послушно все выслушал, но потом наверняка взыграл мятежный дух.

— Я тоже пойду с ветвью, чтобы очистить его.

— Хорошо. Идите скорее, пока он не осквернился.

Хонда, слушая разговор, впервые ощутил тревожную атмосферу этого места: рассудок поднял голову и внезапно был атакован несказанной глупостью. Эти люди не видели тела, они смотрели только на душу. На самом деле случай был банальный: независимый юноша, которому сделали выговор, возмутился, но эти люди смотрели на случившееся как на движение мировой, страшной силы духа.

Хонда ругал себя за то, что приехал сюда, поддавшись странным, родственным чувствам в отношении Исао, но сейчас у него на глазах действиям Исао угрожала неведомая опасность, и Хонда был обязан остановить ее.

На улице в напряженном ожидании толпилось человек двадцать молодых людей в белых рубахах и белых штанах, каждый со священной ветвью. Иинума, держа в руке ветку, тронулся с места, и все двинулись за ним. Хонда — единственный среди всех был в пиджаке, он шел прямо позади Иинумы.

Им владело необъяснимое чувство. Это было как-то связано с далекими воспоминаниями, но Хонде прежде вроде бы не приходилось бывать в таком окружении.

Но, коснувшись первого камня в земле, звякнула мотыга, которой он стремился извлечь на свет что-то очень важное. Звук отозвался в голове и, будто видение, исчез. Впечатление было мгновенным.

Что же это?

Тело изящно обвивала чудесная золотая нить, она касалась на своем пути кончиков иголочек-чувств.

Сначала она только касается, но еще немного, и скользнет в ушко — тогда ее не удалишь из тела. Нить прошла рядом с отверстием, будто не решилась расцветить вышивкой пока еще белое поле, на которое нанесен слабый рисунок. Ее тянули чьи-то большие, но деликатные и очень гибкие пальцы.

23

Дело было в конце октября, часа в три пополудни, когда солнце уже клонилось к горам, небо покрывали крапинки облаков, и свет оттуда, будто туманом, заволакивал окружавший пейзаж.

Люди, шедшие с Иинумой, в молчании по очереди преодолели старый висячий мост. С северной стороны был глубокий омут, а с южной Хонда увидел под ногами гальку на мелководье, рядом находилось место очищения. Пришедший в ветхость мост висел как раз на границе между глубоким и мелким местами.

Хонда, оказавшись на другой стороне, обернулся посмотреть на осторожно перебиравшихся через мост молодых людей. Доски моста постоянно подрагивали. Как раз в этот момент, разорвав облака на гребне горы, заходящее солнце высветило плантации шелковицы, небольшие клены, дерево хурмы, черный ствол которого трогательно украшал единственный плод, а на фоне хижины у подножия горы — молодых людей на мосту: каждый держал в руках ветку священного дерева. Солнце резко обозначило складки белых одежд, в его лучах белизна, казалось, сама излучала свет, блеснул строгий темно-зеленый глянец листьев, легчайшая тень покрыла священные полоски.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126