«Какие чудные глаза! — взывал в душе Хонда. — Чистые, сияющие, заставляющие людей отступать, словно промытые водой водопада «Солнца, луны и звезд», глаза, заставляющие других испытывать угрызения совести, глаза, не имеющие себе равных. Ты можешь сказать что угодно. Можешь сказать любую правду и этим глубоко ранить. Ты в таком возрасте, когда скоро потребуется умение защищать себя. Ты, верно, знаком с важным правилом: скажи абсолютную правду, и тебе никто не поверит. Это единственное, что я могу сказать этим чудным глазам».
После этого Хонда перевел взгляд на лицо председателя суда Хисамацу.
У председателя, которому было чуть больше шестидесяти, на сухой белой коже благородного лица чуть проступали пятна, он носил очки в золотой оправе. Изъяснялся председатель четко, в обрывках произносимых им слов слышался какой-то утонченный звук, словно сталкивались шахматные фигурки из слоновой кости, — к содержанию это добавляло такой же внушительности, как и сияющий в вестибюле здания суда императорский герб-хризантема, настоящей же причиной всего этого была, по-видимому, вставная челюсть.
О человеческих качествах председателя суда Хисамацу отзывались весьма высоко, Хонде тоже нравились такие добросовестные люди. Однако то, что он в таком возрасте ведал всего лишь делами в первой инстанции, по меньшей мере, не позволяло считать его человеком выдающимся. Среди адвокатов ходили слухи, что он только внешне выглядит человеком рациональным, а на самом деле натура очень эмоциональная, и то, что его холодный внешний вид скрывает бушующее внутри пламя, становится понятно тогда, когда под влиянием сильного гнева или глубокого волнения у него на сухих белых щеках появляются красные пятна.
Хонда более или менее представлял, как осуществляется судебное разбирательство. Это борьба. Борьба, когда море всего человеческого — чувства, эмоции, желания, интересы, честолюбие, позор, безумие — все эти выбрасываемые на берег предметы: деревянные обломки, бумажный мусор, пятна мазута, кожуру мандаринов, даже рыбу и водоросли, сдерживает одна-единственная стена — справедливость закона!
Председатель суда, похоже, в качестве косвенных доказательств подготовки убийств, придавал важное значение факту приобретения кинжалов вместо японских мечей.
Это борьба. Борьба, когда море всего человеческого — чувства, эмоции, желания, интересы, честолюбие, позор, безумие — все эти выбрасываемые на берег предметы: деревянные обломки, бумажный мусор, пятна мазута, кожуру мандаринов, даже рыбу и водоросли, сдерживает одна-единственная стена — справедливость закона!
Председатель суда, похоже, в качестве косвенных доказательств подготовки убийств, придавал важное значение факту приобретения кинжалов вместо японских мечей. После отказа вызвать свидетелем лейтенанта Хори сразу начался поиск доказательств в этом направлении.
…
П р е д с е д а т е л ь. Иинума, ответьте, вы перед планируемой акцией заменили все имеющиеся у вас мечи на кинжалы потому, что ставили своей задачей убийства?
И и н у м а. Да, ваша честь, это так.
П р е д с е д а т е л ь. Назовите, когда это было.
И и н у м а. Я помню, что это произошло восемнадцатого ноября.
П р е д с е д а т е л ь. Тогда вы продали два меча и на эти деньги купили шесть кинжалов?
И и н у м а. Да.
П р е д с е д а т е л ь. Вы сами отправились, чтобы осуществить этот обмен?
И и н у м а. Нет, я попросил об этом двух своих товарищей.
П р е д с е д а т е л ь. Кого именно?
И и н у м а. Идзуцу и Иноуэ.
П р е д с е д а т е л ь. Почему вы не вместе отправили их продавать мечи?
И и н у м а. Я считал, что два меча, которые принесет молодой человек, бросятся в глаза, поэтому выбрал тех двоих, производящих впечатление приветливых, спокойных юношей, и послал их по отдельности к оружейникам в разные места; если бы их спросили, зачем они продают мечи, они ответили бы, что занимались фехтованием, а теперь бросили и решили купить вместо них кинжалы для подарка братьям. Купив вместо двух мечей шесть кинжалов и присоединив их к тем шести, что у нас были, мы бы обеспечили оружием всех двенадцать человек.
П р е д с е д а т е л ь. Идзуцу, расскажите, как вы ходили продавать мечи.
И д з у ц у. Да, ваша честь. Я отправился в оружейную лавку Маракоси в третьем квартале Кодзимамати и с беспечным видом заявил, что хочу продать японский меч. В лавке была только маленькая старушка, она держала на руках кошку, я еще подумал, что, наверное, кошкам тяжело жить в лавках, где торгуют сямисэнами, а среди оружия — вполне нормально.
П р е д с е д а т е л ь. Это можно опустить.
И д з у ц у. Бабушка сразу пошла в заднее помещение, и ко мне вышел хозяин, с таким нездоровым, противным лицом. Он вытащил меч из ножен и с презрительным видом стал осматривать его со всех сторон, потом вынул державший ручку гвоздь, взглянул на него и сказал: «Я так и думал, вот оно, клеймо». Он не спросил, почему я продаю меч, на причитающуюся мне сумму я получил три кинжала, проверил их как следует и унес с собой.
П р е д с е д а т е л ь. И не спросил имени и адреса?
И д з у ц у. Нет, ничего не спросил.
П р е д с е д а т е л ь. Итак, имеет ли адвокат вопросы к Иинуме или Идзуцу?