…Господин Хонда, я хочу вам сказать… Конечно, сейчас я выпил… Тогда, узнав о том, что молодой господин умер, я проплакал, считай, трое суток. В ночь бодрствования я пришел в усадьбу, но меня не пустили, наверное, было такое указание, на церемонии прощания тоже за мной все время ходил полицейский, я даже не смог зажечь свечу в память о покойном.
Что ни говори, это самый прискорбный факт в моей жизни, я и сейчас иногда плачусь жене. Как жаль, что молодой господин умер в двадцать лет, так и не осуществив своих желаний… — Иинума достал из кармана платок и вытер слезы, наполнившие глаза.
Жена Хонды, угощавшая гостей, замерла, Исао, которому, видно, не приходилось видеть отца таким расстроенным, положил палочки и опустил голову.
Хонда, прикидывая расстояние, пристально посмотрел на Иинуму через ярко освещенный стол, где посуда уже стояла в беспорядке. В истинности чувств Иинумы сомневаться не приходилось. Если эта скорбь необратима, то он, должно быть, не знает о возрождении Киёаки. Знай он об этом, его печаль не была бы столь откровенной, а скорее неясной, неопределенной.
Размышляя обо всем этом, Хонда словно ненароком заглянул в свою душу. Стенания Иинумы сейчас не вызвали у него ни слезинки, и объяснить это можно было тем, что его закалили долгие годы умственного труда, и тем, что у него появилась надежда на возрождение Киёаки. Стоит лишь забрезжить возможности возрождения человека, как самая глубокая в мире печаль сразу теряет свою остроту, отлетает, как сухой лист. Это связано с отвращением, которое вызывает вид человека, теряющего в горе все свое достоинство. По зрелым размышлениям такое страшнее смерти.
Иинума, утерев слезы, неожиданно повернулся к Исао и велел ему немедленно пойти отправить телеграмму, о чем он совсем забыл. В телеграмме нужно было сообщить, когда они прибудут, чтобы их завтра на вокзале в Токио встретили ученики из его школы. Риэ предложила послать служанку, но Хонда понял желание Иинумы на некоторое время удалить сына, поэтому быстро набросал план ближайшего, работающего допоздна почтового отделения и вручил листок Исао.
Исао вышел, жена тоже поднялась и удалилась в кухню. Хонда решил, вот он, подходящий момент, чтобы все выяснить, и пока он, нервничая, колебался, как естественнее задать вопрос, заговорил Иинума:
— Я потерпел полный крах в деле воспитания молодого господина и собственному сыну намеревался по возможности дать образование, соответствующее моим идеалам, но опять это не то, о чем я мечтал. Вот смотрю я на взрослого сына и с тоской, удивляющей меня самого, вспоминаю достоинства молодого господина. Я так обжегся на его воспитании.
— Но ведь у вас действительно прекрасный сын. По успехам Киёаки Мацугаэ с ним не сравнится.
— Вы слишком добры!
— Во-первых, Исао закален телом. Мацугаэ был в этом смысле слабым, — произнося это, Хонда строил в голове план того, как естественным образом подвести собеседника к главному в разрешении загадки возрождения. — И умер он в молодом возрасте от воспаления легких потому, что был красив внешне, а внутреннего стержня у него не было. Вот вы были при нем с детства и, наверное, доподлинно знали, как он сложен физически.
— Ну, что вы! — Иинума замахал руками. — Я и спины ему ни разу не потер.
— Отчего же?
В этот момент на грубом лице главы школы появилось смущение, к темным щекам прилила кровь.
— Тело молодого господина… Оно просто ослепляло, я так ни разу и не посмотрел на него прямо.
Вернулся отправивший телеграмму Исао, и гости почти сразу стали прощаться. Хонда спохватился, что он практически не говорил с юношей, и, не привыкший общаться с молодежью, довольно неуклюже задал типичный для человека его профессии вопрос:
— И что же ты теперь читаешь?
— Вот, — Исао, в этот момент перекладывающий что-то у себя в чемодане, достал оттуда тонкую книжку в бумажной обложке и протянул ее Хонде. — Купил в прошлом месяце — товарищ посоветовал, и уже три раза перечитал. Просто захватывающая книга. Вы ее читали?
Хонда перевернул книжку названием к себе: это была скорее брошюра, на обложке которой уставным шрифтом было набрано «История «Союза возмездия». Автор: Цунанори Ямао», убедился, что ни имя автора, ни имя издателя, указанное на последней странице, ему ничего не говорят, и молча протянул книгу обратно, но сильная рука в мозолях, оставленных бамбуковым мечом, остановила его руку.
— Если можете, обязательно прочтите. Замечательная книга. Я вам оставлю.
— Если можете, обязательно прочтите. Замечательная книга. Я вам оставлю. Потом пришлете мне ее обратно.
Будь здесь Иинума, который в этот момент вышел в туалет, он, наверное, одернул бы сына за подобную настойчивость, но глаза юноши сверкали, было совершенно ясно, что единственное, что он может сделать в ответ на расположение Хонды, — это предложить ему свою настольную, любимую книгу. Поэтому Хонда с благодарностью откликнулся:
— А ты обойдешься без этой важной для тебя книги?
— Конечно. Я буду рад, если вы ее прочтете. Уверен, она вас тоже заинтересует, — в том, как Исао это говорил, Хонда увидел внутренний мир, свойственный человеку только в таком возрасте, мир, где не делается различия между своими и чужими чувствами, где свои чувства и чувства других людей воспринимаются одинаково, словно узор — горошек на грубой темно-синей ткани.