Проведя более сотни эффективных операций, когда иной раз приходилось непрерывно орать несколько часов, манипулируя огнем и строем, МакДиармид не ругался никогда. Так вышло не специально. Просто однажды, восемь лет назад, его до смерти достала необходимость под шквальным огнем противника отыскивать смысл маневра в паническом мате из диспетчерской. Тогда?то он и вышел на общую волну, требуя к себе всех, кто его слышит. Адекватные команды возникали на языке прежде, чем он осознавал их мозгом, и это было чем?то вроде великого дара. Момент истины, осознание себя, собственной ценности и предназначения, за которые после пришлось платить, стоя перед трибуналом за нарушение субординации. Двадцать раз потом в приватной обстановке командиры хлопали его по плечу: ты был прав, старик! И опустили глаза, когда с него сорвали погоны. Развилка. Взаимоисключающий выбор, и они сделали свой. Кармическая расплата одним за другое. За «ты был прав» — оно того стоило. И он, Инсургент, еще будет прав много раз, хотя бы только назло. А театрально дурковать можно и потом, для развлечения. Хотя чем дальше, тем тяжелее, свинцовее, как тот палец на кнопке, была дурная последовательность одних и тех же шуток. Всегда скучно. А иногда — больно.
— Кармоди не отвечает!
И спустя полминуты:
— Нашли его! Он в карцере, в отключке.
Это мальцы сбежали.
— Дайте общую связь! — заорал Мак. — Никакой стрельбы! Чтоб никто даже не думал… Это деньги!
«Причем я, кажется, понял, почему эти деньги такие большие. Это нам еще повезло, что пацан угнал катер. Страшно подумать, если бы он влез в истребительный отсек!»
* * *
Бриллиантов много не бывает.
Народная мудрость
— На старости лет, милая леди, я открыл для себя театр. Меня очаровало одно из его свойств, а именно: в отличие от жизни в театре все происходит своевременно.
Взгляд Кирилла, обращенный к Натали, показался ей тревожным, но, поскольку им не удалось перемолвиться наедине, недоумевать приходилось молча. Этот человек: появился ли он на сцене вовремя или же он досадная непредвиденность и потеря времени? Старики любят порассуждать о пустом, считая свой опыт бесценным.
Натали знала за собой некоторую раздражительность и старалась ее подавлять. На самом деле это от желудка. Люди, чьим постоянным спутником является эта характерная боль, обычно немного слишком нетерпимы. Все?таки кое?кто был прав: давно следовало ограничить кофе.
— И все же иногда жизнь прикасается к нам своей театральной стороной. Возьмем хоть ту юную пару, что так старается быть незаметной. Вон там, в нише, видите? Их дома конкурируют уже добрых полсотни лет, и нет такой подлости и такого преступления, какие бы они не совершили в отношении друг друга. Юноше и девушке негде встречаться, кроме как здесь. Территория мира, так сказать. Территория чистой любви.
Почему меня это не умиляет?
Взъерошенный темно?русый подросток и девушка с прической?стожком, откуда торчат две смешные косички, в первом своем вечернем платье. Оба, очевидно, не испытывают ни малейшей нужды в деньгах. Их столик в тени, в стенной нише, на нем два бокала, свеча, руки соединены на поверхности стола. Мальчик что?то говорит: видимо, придумал, каким бы образом им быть счастливыми. Девочка слушает. Оба слишком живые, чтобы свести все к пыльной хрестоматии.
Уже через пятнадцать минут Натали поняла, что новый знакомец ей не по душе. Да?да, театр. Вот только это был театр одного актера. Мы тут массовка, в лучшем случае — зрители. Это к вопросу о том, чем докучливая радушная старость лучше брюзгливой. Минут пятнадцать уже ей нестерпимо хотелось задать ему запрещенный вопрос. Бывает же так, что приспичило сказать человеку гадость и посмотреть, что из этого выйдет. Мы же шагу не сделаем с места, если будем только молчать и глазеть.
— Чем вы занимаетесь, милорд… — Какой, к демонам, милорд? Что в нем милордского? Вот Эстергази, те были… да! — …дон Патрезе? Бизнесом?
— Политикой, — ответил дон спустя крошечную паузу, на протяжении которой Кирилл явственно полиловел лицом. Не мешай, дружище. Это лобовая. Форсаж. — Хотя, было дело, и бизнесом не брезговал. Играл по местным правилам, прошел все уровни. Сейчас интересуюсь выборной системой. Видите ли, милая леди, до сих пор лидер Фомора назначается извне. Чуждый как сложившемуся местному этносу, так и обшей демократической практике Новой Надежды.
— Местный этнос… Дон Патрезе, прошу извинить мою бестактность, до сих пор у меня имелся только внешний взгляд на Фомор. Как оно видится вам изнутри?
— Да ничего, что особенно отличалось бы от обычной схемы. В сущности, здесь у нас огромное количество людей, в заработке которых нет ничего предосудительного. Пилоты, техники, сфера обслуживания, торговля… Огромное количество социальных единиц, для которых будет облегчением, если один из векторов общественных сил получит явное преимущество. На Фоморе рождаются дети, им нужно будущее. Стабильность.
— Я сильно ошибусь, если предположу, что другие векторы — против? Не против стабильности как таковой, а против того, чтобы гарантом ее выступили именно вы?
— Ни в коем случае.
Вы попадете в самую точку. Но… всегда кто?нибудь против. Дело житейское.
Хочет нравиться, а привык покупать: