— Состязание? — азартно предложил старшина гоблинов. — Люди, гоблины и эльфы! Щас мы прямо в этой грязюке и выясним, чья песенная традиция правильнее! Только я сразу скажу: наши бабы твои гармоники одним бубном забьют! А уж гоблинские песни вообще вне конкуренции, вы просто не знаете, на что возвысили свои хрустальные голосочки…
Воровки в кибитках заинтересованно примолкли.
— Доблестный Элендар известен певческим искусством даже подле Предвечных Престолов! — предостерег гоблина командир, тщательно пряча за серьезным тоном самую настоящую подначку.
Дорога была грязной, день скучным — почему бы и не развлечься?
Предводитель старшего древа презрительно отвернулся от гоблина — но крючок лести безошибочно подцепил эльфа под самые жабры…
Так что вскоре над грязью дороги поплыли волшебные звуки настоящей эльфийской музыки. Сильным красивым голосом эльф пел древнюю балладу о Черном рыцаре и светлой деве. Осторожный Элендар выбрал для состязания одну из самых прекрасных мелодий, сотворенных эльфийскими бардами. Воины восторженно слушали, и даже Вьехо одобрительно кивал головой. Что могло быть прекрасней, чем история любви двух столь чуждых друг другу существ?
Гоблин послушал, потом обернулся и ожесточенно замахал воровкам — мол, состязайтесь, чего скисли? Бабы азартно заголосили то единственное, что могли, что-то про дрин-дали-да да конь мой вороной… причем на удивление удачно не попали ни в ритм, ни в тональность эльфийской баллады. Впечатление было… жутким. Командир незаметно ухмыльнулся, а Элендар оскорбленно замолчал. Таких состязаний утонченный бард не признавал.
— Мои громче! — заявил гоблин радостно. — И это еще я не вступал! Слабоваты эльфы на горло, как я и говорил сразу!
Вьехо вдруг ощутил сильное разочарование. Дело в том, что он был настоящим эльфом, что бы ни бурчала по этому поводу провидица, и слава эльфийской расы была для него не пустым звуком. А еще он когда-то был неплохим бардом…
— Я за эльфов! — решительно заявил командир, и эльфы невольно охнули. — Поем по очереди, и посмотрим, чье искусство сильнее… Начинайте, я не отстану!
Эльфы приуныли. По всеобщему мнению, у командира не было ни одного шанса. Переорать племя воровок?! Да никогда в жизни!
— Дрин-дали-дали-да, да конь мой вороной! — грянули в кибитках слаженным хором, аж в ушах зазвенело.
Командир прислушался, настраиваясь, потом вскинул руку — хор послушно примолк…
— Пеноструй и Игристая, вечные реки, шелест леса и блики текучей воды, дева древняя, юная — робко навстречу… дева резкой, щемящей, печальной красы…
Эльфы пораженно слушали. Это была та же баллада — но в каком виде! Командир удивительно точно подстроился под ритм и строй бессмысленной воровской песни, и еще — он пел на гоблинском, чтоб было понятно всем! А эльфийская баллада, вся из полутонов, недосказанностей, неявных оттенков смысла, изложенная на гоблинском, в котором полутоны и недосказанности попросту отсутствуют за ненужностью — это что-то… совершенно новое!
Старшина гоблинов деликатно тронул командира за рукав.
Потом разинул рот, мгновение выждал, пережидая вопли воровок, и заревел:
Это было в лесу, я в засаде сидел, а обоз на дороге далеко скрипел…
Гоблин тоже совершенно точно уловил ритм и тональность, так сказать, общего произведения, и командир уверился, что перед ним действительно один из гоблинских бардов. Что ж, тем интересней состязание!
Так и пошло дальше: хор гремел про коней и кибитки, командир вполголоса излагал древнюю, как мир, историю трагической любви Черного рыцаря и предвечной девы, а гоблин орал нехитрую байку про то, как он однажды подловил припоздавшую телегу, на которой ехала с покоса разбитная молодуха со свекром…
И все было б в рамках состязания — да только воровки честно состязаться не могли. По определению.
Тут надо отметить, что в эльфийской песенной культуре имелось такое явление, как пауза. Пауза явного смысла и неявного, пауза эмоционально насыщенная и депрессивно бесцветная… Пауз было много. И традицией жестко предписывалось некое молчание перед фразой любого героя. Ну, чтоб слушатель мог предвосхищать откровения. Вот в эту паузу, после вводной «она вздохнула и сказала», воровки и грянули свое «ох, конь мой вороной, ну ты и жеребец!». Вьехо поморщился, гоблины оглушительно захохотали… А перед любой нежной фразой печального рыцаря, обращенной к внимающей деве, естественно, гремело «разноцветная кибитка, драный верх и грязный низ!». Справедливости ради следовало признать, что и гоблина воровки не обошли подлянками. Правда, «юбка треснула, девка взвизгнула и простонала: «Ох, жеребец!» выглядело куда естественней…
Что ж, за тысячелетия жизни Вьехо научился правильно относиться к поражениям. Так что недовольная гримаса быстро сменилась жизнерадостной ухмылкой, он сам стал подыгрывать воровкам, выдавая двусмысленные ситуации, и буйное веселье воцарилось на грязной дороге. Гоблины орали, юная воровка от переизбытка чувств выскочила из кибитки и пошла по обочине танцевальным шагом, подрагивая плечами и томно закатывая глаза. Маин скакала вокруг нее в неописуемом восторге и размахивала веточкой, провидица бледно усмехалась… Даже черные огромные кони с веночками набекрень словно заразились общим весельем — и только эльфы ехали с оскорбленными постными лицами…