— Видите, други, тяжкий час настает для земли русской! Опять полчища иноземные на нас зарятся, опять хотят земли отнять и кровушки русской испить. Так не посрамим же отцов и дедов наших!!!
— Ур-р-ра-а-а!!! — дружно откликнулись бояре.
— Ныне же объявляю сбор общий с земель Черниговской, Переяславльской, Смоленской, Муромской и по Верховским княжествам! [13] Тиун, ты где? Сегодня же помост на вечевой площади отстрой и колокол повесь. Завтра вече созывать станет, Киев исполчать!
Ираклий, внутренне усмехаясь боярскому восторгу, тихонько вышел из посольских покоев. «До чего всё-таки глупы и наивны русские! — с презрением размышлял он. — Немного громового камня — и они готовы разорвать своего правителя в куски. Чуток сонного дыма — и они готовы отдать за него свой живот. Поманили князя косточкой — и он мчится грызть, на кого хозяин показывает. Ничего, дикари. Как вас с цепи спустили — так и обратно в конуру загоним. И не будет вам ни косточки, ни славы. Будете послушно на задних лапках стоять и слюну пускать, сколько хозяева захотят. Как же они глупы! Глупы и послушны».
За дверью монах отошел в сторону и приготовился ждать. Ведь князь наверняка захочет услышать множество клятв на разных предметах в том, что порфирородную Анну отдадут в его поганые руки. И еще ему нужно указать, куда вести свои рати, чтобы перехватить Фоку и не допустить его в Константинополь. Вот только успеют ли русские? Ведь у них остается всего двадцать дней. Пока ополчение созовут, пока те съедутся, пока до моря Хазарского дойдут. Правда, киевский князь не всех решил исполчать, а только ближние земли, в нескольких днях пути. Но всё равно — время…
Как вече сбирается, как дела решает, Олег так и не узнал. Ранним утром следующего дня его разбудил княжеский подворий и позвал к Владимиру, сразу упредив одеваться по-походиому.
Ранним утром следующего дня его разбудил княжеский подворий и позвал к Владимиру, сразу упредив одеваться по-походиому. Когда ведун спустился, то обнаружил, что двор детинца заполнен бодрыми всадниками, повозками с хворостом и дровами, а гнедая с чалым стоят оседланные. Боярин Радул тоже был уже здесь, разговаривал с князем.
— Ну, други, — кивнув Олегу, Владимир положил руки обоим на плечо. — На вас, как на себя, полагаюсь. Тиуна моего берегите, следите за ним днем и ночью. Да пребудет с вами милость Сварога, да не осерчают на вас Похвист и Стрибог. Оправляйтесь.
Обоз уже выползал из ворот киевской цитадели. Друзья разошлись к своим скакунам, поднялись в седла. Великий князь, дождавшись этого, помахал им рукой. Еще порядком сонный и ничего не понимающий Середин в ответ просто кивнул, Радул низко поклонился, огрел своего першерона плетью. Ведун помчался за ним. В воротах всадники проскочили рядом с телегой, нагнали вторую повозку, в которой перед высокой кучей крупно поколотых березовых дров покачивался скромно одетый Синеус, поехали рядом.
— Кому подарок такой везете? — кивнул на телегу Олег. — Хреново ведь горит береза. Копоти много, жара мало.
— А кто-нибудь да возьмет, — небрежно отмахнулся тиун.
Через полчаса обоз дотрясся до городских ворот и дальше, по грунтовке, покатился уже почти мягко. Из примерно полутора сотен оружных всадников, что отправились с повозками, примерно полсотни ушли вперед, остальные скакали следом, приглядывая за грузом. С ведуном и боярином Радулом никто и словом не перемолвился.
— Вот так, — поравнявшись с богатырем, посетовал Олег. — Пока отвернувшись все были от князя, мы в лучших друзьях ходили. А как бояре знатные сбираться стали, так нам сразу пинок. Поезжайте, дескать, дрова от татей охранять, и чтобы около трона не околачивались.
— Да ты что, ведун?! — испуганно закрутил головой воин. — Нам такое доверие, а ты…
— Какое еще доверие?
— Князь мне сказывал втайне, что бескорыстен ты на удивление. От награды за дело, что тебе поручали, отказался полностью. Земле служить желаешь, а не серебру. Оттого тебе Владимир Святославович и доверился. Ну, и мне, потому как не предал. А то ведь дело сие такое. Иной за Русь живот отдаст без сомнений. Ан соблазну простого не вынесет, скрадет, что доверено.
— Дрова, что ли?
— Тс-с… — опять закрутил головой богатырь. — Казну мы княжескую везем. С тиуном. А такое, сам понимаешь, каждому не доверяют.
Середин странным словам Радула особо не поверил и больше ни о чем не спрашивал.
Ночевали они по-походному. Составляли на ночь телеги кругом, лошадей пускали пастись под присмотром десятка воинов, сами спали посередине. Питались казенным припасом — гречей с соленым мясом, — а по утрам разговлялись слегка хмельным медом, чтобы дорога такой скучной не казалась. На третье утро обоз миновал Богуслав — одинокую крепость размером не больше, чем сто на сто метров, с восемью башнями. А вскоре после полудня навстречу попался дозор из двух десятков степняков в кожаных штанах да в рубахах — у кого из тонкой замши, у кого полотняных, а у кого-то и из тонкого китайского шелка. Некоторое время всадники скакали рядом с обозом, потом один громко спросил:
— Куда идете, русские?
— Не видишь — дрова на торг везем, — отозвался богатырь. — У вас до моря, сказывают, леса совсем нет. С вождями печенежскими у нас ныне мир, отчего и не поторговать по-соседски? Не ограбит никто, ссоры не затеет. И мы обид никому чинить не собираемся.
И мы обид никому чинить не собираемся.
— Наши старейшины в Крыму лес покупают. Его там, в горах, много.