Они пересекли двор от задней, каменной стены крепости до княжеских хором, вошли в узкую, стрельчатую заднюю дверь, кованную из толстого, в палец, железа, прошагали полукругом по темному коридору и оказались в обширном зале, где нетерпеливо прохаживался Владимир.
— Наконец-то, други мои, — кивнул он, усаживаясь на трон, и, вкратце, пояснил происходящее: — Уж не первый день иудеи хазарские мне челом бьют, на прием просятся. С подарками, сказывали, богатыми. Однако негоже гостей принимать, советниками, заместо русичей, варягов безродных имея. Помыслят люди, совсем меня никто знать не хочет. Посему ты, Радул, ныне за воеводу моего главного, пока Чернец в нетях, а ты, ведун, по делу своему, глас богов для меня вещать станешь. А дело у жидов хазарских, мыслю, такое. Намерены они мне подарки богатые принесть, да скидку с дани погодной выпросить. Хотят зараз много дать, да потом за несколько лет экономией простой всё возвернуть с прибытком изрядным. Хитрые они людишки, иудеи хазарские, в делах торговых дюже ушлые.
Хитрые они людишки, иудеи хазарские, в делах торговых дюже ушлые. Сказывали мне, до похода отца моего, Святослава, — пока каганат их в силе еще был — на одних постоялых дворах и развлечениях, для людей торговых специально удуманных, они более золота получали, нежели каган на всех сборах портовых и подорожных. Так вы, други, ухо востро держите. Коли ловушку какую почуете, зараз мне шепчите. Тиун, запускай.
Синеус пошел не к дверям, покрытым разноцветными солнечными зайчиками, а назад, в тайный ход за троном, однако уже минуты через две дубовые створки поползли в стороны.
По виду своему просители больше всего напоминали самаркандских халифов или старика Хоттабыча из старого советского фильма: узенькие бородки до груди, чалмы на головах, разноцветные шелковые халаты, туфли, расшитые золотом и серебром, с высоко загнутыми носками. Сложив руки перед грудью и непрерывно кланяясь, они вошли в зал и упали на колени шагах в десяти от князя, упершись лбами в пол.
— Чего вам надобно, племя хазарское? — неожиданно сурово вопросил Владимир. — Почто покой мой тревожите, от мыслей государевых отвлекаете.
— Не гневайся, великий князь, — на поднимая головы, заговорил один из просителей. — Не с просьбами или жалобами пришли мы в твой дом, а с подарками дорогими и вестью радостной.
— Вот как? — искренне удивился Владимир. — Что же, добрым вестям я всегда рад. Сказывайте, с чем пришли?
Один из посетителей пополз на коленях к дверям — князь вздохнул и взмахнул рукой:
— Встаньте, ибо видеть желаю, с кем речь веду.
Гости поднялись, благодарно кланяясь. Тот, что полз к дверям, получил возможность пойти нормальным шагом и вскоре вернулся в сопровождении полуобнаженных плечистых слуг, в чалмах и коротких, до колен, шароварах. Слуги поклонились, поставили на пол сундуки, отправились прочь. Иудей открыл одну крышку, затем вторую. Заблестели драгоценные каменья на шапках и чашах, на рукояти круто изогнутой сабли с отделанными серебром и слоновой костью ножнами. Под кубками и кувшинами проглядывали тюки с шелками и парчой.
— Что же, это хорошая весть, дети мои, — еле заметно, одними уголками губ, улыбнулся князь. — Перед каждым закатом, умываясь из этой чаши, я стану вспоминать вас и ваши просьбы. Так чего вы хотите, дети Итиля?
— Принесли мы тебе благую весть, великий князь, — склонил голову первый из просителей. — Ведомо нам стало, что по недомыслию своему, али из корысти непонятной, волхвы святилища твоего народ смущать начали божьим именем от власти твоей отречься, криками черни безродной нового правителя избрать…
Владимир поджал губы, пока еще не зная, гневаться на такие слова или с ними соглашаться.
— Богопротивны мысли сии, что основы мира, Господом нашим сотворенного, подрывают. И в преданности нашей желаем мы спасти землю русскую от греха сего страшного и тебя, великий князь, и детей твоих на будущее от беды накрепко избавить.
— Как же вы собираетесь делать это, гости дорогие? — вкрадчиво вопросил правитель.
— Несчастья твои и страны твоей, великий князь, от неправильной веры происходят, — с уважением приложил руку к груди иудей. — Боги языческие мысли неверные у черни безродной порождают, вредные надежды вселяют в умы жалкие. Будто каждый из них от бога первого рожден и каждый смертный любому иному смертному равен. Не ведают они, что рабов своих бог создал разными. Кому властвовать отвел, кому — землю пахать, кому — в храмах служить и знания древние беречь. И изменять порядок этот никому от века не дано. Вера наша истинная, словами пророков мудрейших принесена и в книги до слова записана.
Наша вера столь велика, что боги иные для нас мелкими бродягами числятся. Бога Иисуса, в коего христиане веруют, отцы наши на кресте распяли, тем себя выше прочих пред небом поставив. Коли ты, великий князь, в веру нашу ныне перейдешь, то бог наш, высший над прочими, власть твою укрепит твердо. С часа того, как ты его покровительство примешь, никто из черни глаз на тебя поднять не посмеет, слова супротив тебя не скажет. Стол твой закреплен за тобой окажется волей божией. За тобой и потомками твоими безо всякого сомнения.
— На чем же вера ваша стоит? — поинтересовался Владимир.