— Ну-у, кто еще остался? — с надеждой вопросил Радул, оглядывая остров, но схватка была окончена.
— Единственное, что в этом хорошо, — перевел дух ведун, — так это то, что осины вокруг навалом. Надо бы этим архаровцам по колышку в сердце вогнать. И прикопать в тихом месте, дабы некромант какой-нибудь не нашел.
— Кто? — не понял боярин.
— А, неважно, — отмахнулся Середин, загоняя саблю в ножны. — Пойду, кистень поищу.
На телеге тоскливо и протяжно, на одной ноте, завыла Пребранина девка. Вероятно, обнаружила Тихона.
— И костер нужно сложить, — добавил Олег. — Хоть одного проводим по-человечески…
На все ушло около часа. Пройдя по ближним зарослям, холопы наломали сушняка, сложили на центральной, пока еще не заросшей, площади деревни поленницу, водрузили на нее завернутого в рогожу Тихона.
Олег тем временем свалил молодое деревце, нарубил колышков. В полусгнившие тела они входили без особого труда. Всех шестерых упырей кинули в наполовину засыпанный, уже никому не нужный колодец, после чего забросали остатками сруба и землей.
Вавила Черный запалил пучок мелкого хвороста, сунул его в угол поленницы, и вскоре поминальный костер с ревом взметнулся ввысь. Следя за небом, люди расселись неподалеку, доедая последние пироги и запивая их шипучим, чуть кисловатым медом.
— Хорошим был человеком Тихон, — первой вспомнила Пребрана. — Отзывчивый, веселый.
— Да, славный молодец, — кивнул Вавила. — Работящий, честный.
— Друг хороший, во всем на него положиться можно, — добавил Базан.
— Руки умелые, — сказал Третьяк.
— Жаворонки! — с облегчением вскочил на ноги Олег. — Жаворонки за его душой прилетели. Стало быть, не пропадет. Покажут ему дорогу к Калинову мосту.
— Жаворонки, — подтвердил боярин. — Прилетели. — Бурдюк с хмельным медом опять пошел по кругу.
— Одного понять не могу, — передавая питье Вавиле, вслух подумал Середин. — Почему упыри на нас днем накинулись? И почему на нас? Обычно эти твари при свете бродить не любят. И жрут чаще всего родственников, а не кого попало. Да и вообще… Мы ведь вчера тут бродили, но мертвецы даже не шелохнулись. А вот к обозу мавка притащилась… Не то тут что-то, не то…
Ведун поднялся, с интересом обозрел спутников:
— Так, мы с Радулом и Базаном им вчера были неинтересны. Вавила, у тебя родичи в здешних местах не пропадали?
— Упаси меня Хорс, боярин, — отмахнулся холоп. — Откуда?
— Третьяк?
— Да кто же из родичей моих в сию дыру гиблую сунется? Не, боярин, мы ближе к дому…
— А ты что скажешь, боярыня?
— Я свой род весь наперечет знаю, — вскинула подбородок Пребрана. — Никто у нас неведомым не пропадал.
— Никто у нас неведомым не пропадал.
— Ты чего скажешь, Рада?
— Спаси тебя боги, боярин, — упала перед ним на колени девка, схватила за руку и принялась ее яростно целовать. — Спаси тебя боги, живот ты мой ныне уберег. За то вечно молить за тебя стану. А родичей не знаю своих. В усадьбе родилась, а от кого — не ведаю.
— На телегу, Рада, ступай! — грозно прикрикнула на нее, поднимаясь, Пребрана. — Иди, иди, рогожи натяни, добро проверь.
Боярышня подошла к ведуну.
— Не серчай, боярин, — положила она ладонь ему на запястье. — Родичей своих она и впрямь не знает, однако же не из дальних они краев, а наши, местные. А коли так, сюда попасть не могли.
— Отчего сердиться? Это как раз хорошо. Но если не люди — тогда что нечисть к обозу так манит, что она и ночью лезет, и днем покоя не дает? Может, везем чего не то?
Потирая запястье, которое с момента гибели последнего упыря перестало ощущать крест, ведун направился к телегам. Миновал одну, пронеся над ней ладонь с растопыренными пальцами, подступил к следующей. Кожа почувствовала привычное тепло от близкого колдовства. Середин остановился, поводил рукой еще. Холодно, горячо. Опять холодно… Он решительно рванул рогожу и замер, увидев воткнутую изнутри в боковину повозки иглу с тремя разноцветными ниточками, спутанными в общий узел.
— Ква… — Ведун покачал головой, выдернул иголку и повернулся к попутчикам: — Чье?
Люди переглянулись, недоуменно пожимая плечами. Впрочем, действительно глупый вопрос. Кто же сам на себя беду накликать станет?
— Поклад это, — покрутил перед собой странное изделие Олег. — Кто-то очень не хотел, чтобы обоз до Полоцка доехал, боярыня. Порчу крепкую на вещицу эту навел, да в возок подбросил. Кто же это тебя так не любит, красавица?
— Не знаю… — сглотнула девушка. — А снять ее можно?
— Зачем снимать? — криво усмехнулся ведун. — Я ее обратно отошлю. Вавила, ну-ка, сооруди мне отдельно еще маленький костерок. Да и поезжайте отсюда, я после догоню.
Кривобокий холоп, молча кивнув, прошелся вокруг, ломая засохшие побеги и нижние ветки деревьев, свалил в кучку. Сбегал к телеге, взял котелок, зачерпнул им из костра изрядно углей, высыпал на хворост:
— Пойдет, боярин?
— Пойдет. Теперь езжайте.
Упрашивать никого не понадобилось, и через минуту телеги зашуршали по гати.
Олег подождал, пока они откатятся метров на сто, присел, собрал в кучку черную прошлогоднюю листву, сунул зажатую меж палочками иглу в пляшущее пламя и зашептал:
— Листва старая, листва мертвая, листва черная. Ищи друга давнего, друга старого, друга черного. Глаза у него черные, думы черные, слова черные. На вас глядят, молчать велят, но вы скажите мне… — Он вынул раскалившуюся иглу и ткнул ею в траву. — Имя!