Скандинав схватил оружие двумя руками, облегченно перевел дух и поднял подбородок, подставляя горло под удар милосердия.
Сколько длилась схватка, Олег сказать не мог, но оружие и броню они собирали больше получаса. Не оставлять же, в самом деле, ржаветь клинки, за каждый из которых на торгу коня дать могут? А могут и не дать… Железо, добытое в набегах на Европу, своим качеством, естественно, заметно уступало булату и даже дамасской стали. Однако тяжелые широкие акинаки и иззубренные прямые полуторные клинки всегда можно перековать на серпы и косы, на лемехи и иголки — от которых жизнь не зависит.
Однако тяжелые широкие акинаки и иззубренные прямые полуторные клинки всегда можно перековать на серпы и косы, на лемехи и иголки — от которых жизнь не зависит. Хотя и цены большой за них никто не даст.
Навьючив лошадей, спутники пошли к дороге. Ведун не решился так, сразу, усесться на кобылку, только что спасшую ему жизнь, и вел ее в поводу, поглаживая по морде и говоря ласковые слова.
— Вы целы? — кинулись навстречу Пребрапа со служанкой. — Не ранены? Кровь на тебе, ведун!
— Мальчишка-то где? — отмахнулся Олег, сразу обратив внимание на уныло стоящего поодаль холопа.
— Убег.
— Как убег, Базан? — не понял Середин. — Ты же верхом, да еще с мечом! Почто не догнал, не срубил, коли не слушается?
— Да рука не поднялась на малого, — признался тот.
— А плашмя клинком по голове?
— Да не сообразил он, бестолочь, — махнула рукой Пребрана. — Малец через дорогу шмыгнул, и в кусты. Только и видели.
— Лопух… — беззлобно хмыкнул ведун, перекидывая добычу на заводного коня. Потом опять погладил гнедую по морде: — Ну что, хорошая моя? Поехали?
Олег поднялся в седло и отпустил поводья. Кобылка тряхнула головой и потрусила широким спокойным шагом.
— А почто колдун с варягами нас не дожидался, ведун? — спросил, нагнав Середина, боярин. — Чего магией своей не подмогнул им?
— Я так мыслю, — пожал плечами Олег. — Он нас у самолета дожидался. А как переплыли — знак дал, чтобы заманивали. Там полтора десятка северян против нас двоих было. Чего уж еще-то помогать? Мне интересно, что он теперь вытворит. Киев, сам говоришь, рядом. Нанять он никого за оставшиеся дни не успеет. В городе новых убийц особо не подошлешь: люди кругом, стража. Увидят, помогут, повяжут. Нежить тоже уже не напустишь. Все болота позади. В обычных лесах с этим куда как спокойнее. А уж тем паче в городе. Не иначе, самому ему пора появляться. В общем, с едой и питьем поосторожнее надо, их отравить легко. Посторонним о себе ничего не рассказывайте. Никакой плоти после себя не оставляйте. Коли волос выпадет, ноготь сострижете или сопли, извините за подробность, потекут — всё в огонь. Хотя… Чародей наш для этого слишком прямолинеен. Всё грубой силой норовил сделать. А сила в наше время отнюдь не самое главное.
— Любеч.
— Что? — не понял ведун.
— Любеч, — показал вперед боярин. — От Днепра до него всего десять верст. Кабы не тати, давно миновали бы княжеский город, именитый. Князья русские, коли нужда собраться подступит, завсегда здесь встречаются. Коли Владимир ныне здесь, то дале нам и ехать ни к чему.
Размерами знаменитый Любеч похвастаться не мог, и мало превосходил те же Рогачев или Речицу, но что в нем сразу бросалось в глаза — так это крепость. Скорее даже, ее можно было назвать замком — убежищем не для окрестного люда, а для могучего короля, графа или барона. Цитадель занимала плоскую вершину возвышающегося в центре города высокого холма. Рубленые стены высотой метров десяти шли вдоль самого откоса, прикрытые поверху навесом для стрелков. Оборону усиливали шесть прямоугольных башен, что были вдвое выше соединявшей их стены, и еще одна башня уже внутри крепости, поднимающаяся чуть с краю. Вся эта военная мощь строилась ради защиты одного-единственного трехэтажного дома, терем которого, крытый позолотой, сверкал над башнями подобно второму солнцу. Но что больше всего удивило Олега — так это подвесной мост. Никакого рва вокруг холма, естественно, не шло, а мост опускался с высоты в половину холма к специальной пристройке, которая поднималась навстречу со стороны тракта.
Неведомый архитектор сделал всё так ловко, что при поднятом пролете вход в город оказывался запертым на высоте метров двадцати от земли. Такие двери и не сломать, и не подрыть. И не забраться в них, даже если почему-то вдруг открыты окажутся. А в том случае, если враг проберется-таки через них — от ворот до крепости ему придется прорываться еще метров триста под непрерывным обстрелом с четырех башенок, прикрывающих этот коридор, а потом еще ломать вторые, внутренние ворота.
— Нет здесь великого князя, — придержал коней боярин, едва подъехав к повороту на холм. — Стража малая стоит. Стало быть, ни Владимира, ни князей каких в Любече не гостит.
— Тогда дальше скачем?
— Перекусить бы надобно. Да тебя отмыть, ведун. Весь в крови, будто горло перерезано. Люди, он, оглядываются. Нехорошо.
— Откуда кровь-то? — Середин поднес руку к шее и понял, что действительно ранен. Из ссадины на подбородке, оставленной нурманским щитом, продолжала медленно сочиться кровь. Не так много, чтобы беспокоиться за здоровье, но вполне достаточно, чтобы оставить на шее бурые потеки.