— Скажи, ведун, коли столько народов слова одного пророка чтут, то у них и правитель, вестимо, один должен быть?
— Как ни странно, княже, но тут всё наоборот. Мусульмане друг друга уважают, едиными себя чувствуют, но живут как бы сами по себе. А вот христиане, поверив в распятого бога, изречения которого двенадцать свидетелей записывали, а отец и вовсе небесной сущностью считается, ухитрились слова, богом их в мир брошенные, в одну кучку собрать и святой престол организовать в Риме. Он как бы самый главный, и с богом у него прямая связь. Поэтому все прочие местные священники его слушаться должны и указания выполнять. Пусть страны разные, иногда даже воюют между собой, но христиане, что в тех странах живут, обязаны Риму подчиняться. Правда, Византии эта система не понравилась, и она себе собственного митрополита организовала, которого и слушается. Получилась вера как бы и общая, христианская. Но немножко сама по себе, православная.
— Постой, ведун. Ты сказываешь, страны разные, а слушать все Рим должны, пусть и враждуют даже. А если князь местный подданным своим одно сказывает, а из Рима другое говорят?
— Ну, — усмехнулся Середин и отхлебнул изрядно из кубка. — Тогда у князя, мягко выражаясь, начнутся длительные неприятности.
— Стало быть, все святилища под одной рукой?
— Да.
— И слушать главного общего волхва обязаны.
— Да, — кивнул Олег. — Отсебятины, как у нас, где каждый волхв при своей деревне, там нет. Священники вообще назначаются, а не на месте из общины при святилище растут. Получают общее образование, а потом, одинаковые, как монетки чеканные, в разные концы рассылаются.
— Но церкви Византии Рим не слушают?
— Нет, базилевс их на своего митрополита завязан.
— Но церкви Византии Рим не слушают?
— Нет, базилевс их на своего митрополита завязан.
— Это добре…
Великий князь очень долго и подробно расспрашивал Середина про устройство и иерархию различных церквей, потом про ислам, про буддизм. Олег, куда больше интересовавшийся в своей жизни магией и язычеством, отвечал как мог, исходя из курса школы и отрывочных знаний, нахватанных случайно из популярной литературы. Иногда он начинал путаться, иногда просто разводил руками — но Владимир расспрашивал и расспрашивал, пока не выдавил всё без остатка. И пока не кончился кувшин с вином.
К тому времени, когда правитель отпустил его из своей светелки, за окнами окончательно стемнело. Лампы князь не зажигал — слушать можно и в темноте, — а потому масляные светильники в коридоре показались Олегу ослепительно яркими.
— Просто электрическая сила! — удивленно покачал он головой, поднимаясь по лестнице. В голове сильно шумело, но чувствовал он себя достаточно бодрым и готовым на подвиги. — Рада, ты?
Служанка, что несла сложенные стопкой простыни, обернулась, радостно вскрикнула:
— Боярин Олег? Ты здесь?
— Куда же я денусь? — подошел ближе ведун. — Это ты запропастилась, и не видно совсем.
— Нас, вестимо, с боярами не селят. Внизу я, в людской со всеми обитаю.
— Похорошела-то как, щеки вон розовые. В пути бледная совсем была.
— Ужели помнишь меня, боярин? — тихо ответила девушка и опустила стопку на пол. — И я тебя забыть не могу.
— Чего забыть?
— Как ты за меня на чудищ кидался…
Олегу внезапно показалось, что конопушки на ее лице побежали в разные стороны, быстро перемещаясь вокруг вздернутого носика. Он зажмурился, тряхнул головой.
— Э-э, как тебе тут хмельно живется, — принюхалась Рада, приблизилась еще на шажок, закинула руки ему на шею, и Олег ощутил прикосновение мягких горячих губ.
— Вот, стало быть, каковы его дела княжьи!
Он неожиданности Олег вздрогнул, шарахнулся назад.
— Мне, понятно, басни сказывает, а сам по углам блазится?! Холопки слаще, да? Слаще?
Только теперь Середин сообразил, что слабое, мимолетное прикосновение к нему служанки Пребрана наблюдала во всей красе, выйдя на голоса из его комнаты.
— А ты, мерзавка… — Бедная Рада схлопотала звонкую оплеуху. — Куда пялишься?!
— Боярыня! Боярыня! — подхватив с пола белье, ринулась за хозяйкой служанка.
Из-за закрытой двери послышались новые шлепки, жалобный вой.
— Ква… — подвел итог оставшийся в одиночестве ведун. Задумчиво потер крест, способный спасти от колдовской опасности, но совершенно бесполезный в обычной жизни. — Похоже, я действительно наступил где-то Ладе на любимую мозоль…
Он вздохнул и побрел к себе.
* * *
Латиняне прибыли только на четвертый день. Четверо монахов в черных рясах и один — в красной суконной мантии, небольшой шапочке, с внушительным крестом на груди и четками в руках. Даже не склонившись перед киевским правителем, глава посольства, перебирая четки, торжественно произнес:
— Дошло до святейшего престола, великий князь, что посылал ты доверенных людей в разные страны, дабы о вере истинной узнать, коей следовать стране твоей надлежит.
Посему посланы мы к тебе по воле наместника истинного бога на земле. Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера ваша не похожа на веру нашу, так как наша вера — свет; кланяемся мы богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц, и всё, что дышит, а ваши боги — просто дерево». Нет истины ни в вере иудейской, великий князь, ни в вере магометанской, а единственная вера божия — так это наша, Спасителем людям принесенная…
— Не вам, латиняне дикие, о богах наших судить! — перебил католика Владимир, в гневе хлопнув ладонью по подлокотнику. — Не вам, символу смерти и муки дары приносящим, богов наших хаять, ибо древнее любой из стран ваших наши идолы! Повидали купцы наши города латинянские и донесли, что самые великие из них мельче усадьбы боярской, и что закона в них нет никакого, а люд — дик и грязен. Что короли ваши не пределами, а угодиями малыми правят. Не страны — норы лисьи. Голытьба! Гонор и спесь престола вашего, власти над сильными и свободными жаждущего, на деле уха мышиного не стоит. Это вам, в дикости и грязи растущим, надлежит у соседей мудрости искать, а не о своей вере столь гордо сказывать. Ступайте, увозите кресты ваши из пределов земли русской. Не любы вы мне, и народу вольному не любы!