— И сколько, по-вашему, точек сингулярности на Гермесе?
— Полно! Возможно, многие тысячи. На площади в четыреста квадратных километров нашлось целых шесть «дыр», причем специально их не искали… Что тогда говорить о двух огромных материках? Вот здесь остановитесь, дальше пойдем пешком.
Справа синела река, по левую руку простиралось тянущееся на много километров свежевспаханное поле — летний урожай капусты увезли в Бланьяк, на погрузку.
— Видите шест? — указал Гильгоф на вкопанное в землю тонкое бревнышко. — Фермеры лишь обозначили местонахождение «дыры», чтобы неосведомленный человек случайно не провалился незнамо куда. Что характерно, точка сингулярности посреди поля никому не мешает спокойно заниматься выращиванием капусты — потрясающее безразличие! А теперь шагайте за мной, покажу фокус.
Что характерно, точка сингулярности посреди поля никому не мешает спокойно заниматься выращиванием капусты — потрясающее безразличие! А теперь шагайте за мной, покажу фокус. Да, снимите ПМК с рукава, запустите секундомер и положите на землю. Дождемся, пока пройдет минута… Есть? Отлично! Вперед!
Веня нырнул в пустоту.
Как и в прошлый раз, никаких острых ощущений про переходе через «дыру» не было — словно в дверь вошел.
— Неплохо выглядит, — констатировал я, оглядевшись. — На «карман» не похоже, вроде все на месте. Земля, небо, солнце…
Мы стояли на гребне пологого холма, внизу и впереди расстилался густейший лес, настоящая чащоба. На верхушки деревьев ложился золотистый отсвет купающейся в пышных кучевых облаках заходящей звезды — светило уже касалось нижним краем горизонта.
— Прогуляемся? — предложил Гильгоф. — К примеру, до подножия холма… Внимательно следите за солнцем.
— Чертовщина какая-то, — озадаченно сказал я через пару минут. — В какую сторону ни повернись, звезда постоянно находится слева!
— Ага, заметили! — воскликнул доктор. — Это еще что! Двигаемся дальше…
Через двести шагов мы вновь очутились на вершине возвышенности, хотя я был уверен, что идти приходится вниз. Лес не приблизился ни на метр.
— Сдаюсь. — Я поднял руки. — Как это понимать?
— А никак. Пространство здесь свернуто, закуплено. Посмотрите на деревья, ни один листик не шелохнется! Ветра нет, никакого движения воздуха!
— Точно… И облака статичны!
— Мой компьютер и Сигурд уверяют, что это пространство замкнуто само на себя. В какую сторону ни пойди, все равно окажешься в исходной точке. Своеобразный лист Мёбиуса. Как вам такой «кармашек»?
— Охренеть, — поставил я точный диагноз. — Так ведь не…
— Я знаю, что так не бывает! — перебил Гильгоф. — И вы знаете, капитан! Как мне надоела эта фраза, вы представить себе не можете… Ладно, больше здесь делать нечего. Пошли обратно. Не забудьте сразу посмотреть на данные ПМК. острые ощущения гарантирую!
Маленькая черная персоналка валялась на поле между бороздами. Поднял, взглянул на дисплей. И отвесил челюсть. Секундомер уверял, что с момента запуска прошло всего двенадцать секунд.
— Вот видите, там еще и время течет назад, — унылым голосом сказал Веня. — Теоретически, выйдя из «дыры», мы должны были обнаружить здесь самих себя, еще не миновавших точку сингулярности. Парадокс сидит на парадоксе и парадоксом погоняет! Свинство, вот как это называется!
— С чьей стороны 9
— Без малейшего понятия. Такие аномалии не наблюдались нигде и никогда, ни в одном из миров, обследованных человеком, я уж не говорю про Землю. Объяснить природу «дыр» мы сейчас не в состоянии, ИР «Франца» и Сигурд выдвигают теории одна глупее другой… «Птолемей», думаю, тоже будет весьма озадачен при всей его сверхразумности и жизни в «быстром времени».
— Во втором «кармане» бывали? — спросил я, заводя машину. — Мадам Коменж обозначила его как «Вечная Ночь».
— Там на самом деле вечная ночь, — кивнул Гилъгоф. — Гористая местность, луна сияет… Вернее, не луна а зеленовато-голубой газовый гигант на полнеба. Определить местонахождение по звездному рисунку ПМК не сумел, а рентгеновское излучение, возможные сигналы от пульсаров и вообще любые источники лучей отсутствуют — словно там не звезды, а фонарики в потолок ввинчены.
Такой же абсолютно статичный мир в виде листа Мёбиуса, лишь «жилое пространство» побольше — около полукилометра. Знаете, что мне напоминает Гермес? Эдакую здоровенную ромашку. Желтая сердцевина — сама планета, а роль лепестков играют «карманы».
— Неадекватное сравнение. Как тогда быть со «сферами»? У одной ромашки много-много стеблей?
— Черт его знает! Устал я, господин капитан, столько всего свалилось… Причем к основному профилю работы, биологической безопасности, все здешние чудеса не имеют ни малейшего отношения. Физика искривленного пространства — сколько угодно, но только не биология. Может быть, у вас есть собственная точка зрения на происходящее? Поделитесь?
— Это, наверное, сломанная планета, — хмыкнул я. — Есть планеты нормальные, вроде Земли или Афродиты, а есть испорченные. Гермес — сломался. Механизм действует не так, как положено.
— Очень умно, — поморщился доктор. — Сейчас мы договоримся до того, что наши таинственные Чужаки «сломали» Гермес намеренно… Представим такую картину: сидят зеленые человечки и портят планету!