Всё похолодело внутри. Начав размышлять в новом направлении, лихорадочно просматривая весь спектр, повернувшегося совершенно другими гранями будущего, с тревогой обнаружила оч-чень неприятный момент. Уже почти довезя до места, монах, управляющий лошадьми, инструктирует меня. И, как бы невзначай, вдруг дунет в лицо с ладони какой-то порошок. И всё. Потом я брожу по каким-то пустынным покоям и… разговариваю с пустотой.
Вывод напрашивался сам собой. Жрецы, или, как их там, вовсе не собирались выполнять обещание. Не держать мне в руках награды. И тот, по чьей милости трясусь в этой дурацкой бричке, никогда не ответит на поцелуй. Так как, пусти я события на самотёк, стану «бомбой замедленного действия». Своего рода биологическим оружием, несущим заразу в обречённом теле.
Да уж… Когда-то, из курса истории узнала, что гораздые на выдумку предки, осаждавшие не желающие сдаваться на милость победителя города, с энтузиазмом забрасывали упрямцев горшками с фекалиями. Дабы распространить дизентерию, холеру и прочую напасть. А чуть позже, хитромудрые поселенцы, начавшие колонизацию Американского континента, ничтоже сумяшеся дарили местному населению одеяла, которыми укрывались больные корью. Бравые Чингачгуки и их скво мёрли пачками, очищая под фермерство охотничьи угодья.
Так и сяк покрутив догадку в своём женском уме, и даже попытавшись проверить её зачатками логики, закусила губу. Про зачатки это я так, шутю… Ведь, по утверждению закоренелого шовиниста, этого самца бабуинов, сидящего в вонючем подвале, прекрасная — и лучшая! — половина человечества лишена способности трезво мыслить напрочь.
Всё, как будто бы складывалось. Не могу разглядеть опасности, потому что никаких событий не произойдет. К тому же, тот, к кому везут в гости, обладает мысленным щитом, не позволяющим включить его в собственное видение «картины мира».
А смерть от болезни подсознание вполне может принять за естественную. К тому же, неизвестно, какой у местных штаммов инкубационный период.
«Мир подобен шахматной доске». — Написал Пауло Коэльо в книге «Воин света». — «Фигуры — наши повседневные поступки. Правила игры — так называемые законы природы. Мы не можем увидеть Того, с Кем играем, но нам известно: Он справедлив, терпелив, честен».
Я снова чертыхнулась. Нет, ну, надо же, а? В отличие витязей мудрого писателя, я прекрасно знала игрока. Только вот меня эта сволочь рассматривала не в качестве противника, а всего лишь как разменную пешку. И это обидно вдвойне.
Надо ли говорить, что подобные умозаключения не прибавили любви к представителю Ордена. Ни братской, ни сестринской… Ни какой нибудь ещё.
Просмотрев внутренним зрением выстроившийся по-новому событийный ряд, стала морально готовиться к предстоящему. Ну, женщина я, женщина! Даже работа бодигардом не заставила огрубеть мою душу. И, если научилась внешне спокойно относиться к смерти, то решиться на эксперимент самой жутковато.
Но неумолимые вероятности показывали, что выход, если и есть, то не очень приятный. К тому же злость на тех, кто полнейшим равнодушием поставил на мне крест, помогала неимоверно.
Эти… не вслух будь сказано, решили использовать мою привлекательность (разглядели таки, уроды!) совершенно не колеблясь. Получиться — хорошо. А нет… Что ж… Одной дурочкой меньше.
К тому же, кто его знает, этого таинственного недруга Ордена. Может, он как президент Социалистической Румынии, расстрелянный вместе с супругой в восемьдесят девятом году прошлого века, отличается сверх подозрительностью? И мои усилия, а, заодно и непутёвая жизнь попросту пропадут втуне?
В последние годы правления Диктатор патологически боялся, что его отравят или заразят какой-нибудь болезнью. После дипломатических приемов и других официальных встреч, на которых приходилось пожимать руки, начальник телохранителей лил ему на ладони девяносто процентный медицинский спирт.
Ион Пачепа, бывший шеф спецслужб Румынии, вспоминает, что во время визитов Чаушеску в другие страны охранники обрабатывали антисептиками весь номер: полы, ковры, мебель, дверные ручки и электровыключатели — все, к чему мог прикоснуться Большой Хозяин.
В спальне слуга и парикмахер снимали постельные принадлежности и заменяли прибывшими из Бухареста в опломбированных чемоданах. Нижнее белье и носовые платки Чаушеску, стерилизованные в Румынии и привезенные в запечатанных пластиковых мешках, перед использованием заново проглаживали, чтобы убить все микробы.
Также имелся личный инженер-химик майор Попа, сопровождавший президента с портативной лабораторией, предназначенной для проверки еды, тоже, кстати, приготовленной в Бухаресте. Попа должен был убедиться, что в пище нет бактерий, яда или радиоактивности…
Впереди маячил перелесок. И подсознание подсказывало, что пора. Ведь мало настроится на предстоящее дело. Его ещё надобно совершить. При этом ухитрившись замести следы. Ведь, если поймают, то, возможно, относительно лёгкая смерть от болезни вполне может показаться раем. Во всяком случае, интуиция недвусмысленно намекала, что настал драматический момент.
Казалось бы, как просто… только что будущего не существовало. И р-раз…