— Не было нужды охотиться в дождь, Кира. — Мужик кивнул на пустой котелок: — Почему каши не захотела?
— Извини, волхв, — сказала она, не поднимая глаз.
— Коней укрыла?
— В соседнем гроте стоят.
— Коней укрыла?
— В соседнем гроте стоят. Воды им налила, овса позже задам.
— Так как, ведун? — повернулся к Олегу мужик.
— А никак, — отмахнулся Середин. — У князей, знамо дело, и без нас дружинников-волхвов в помощниках хватает. Обойдутся. А ты, стало быть, волхв? — Олег окинул мужика взглядом еще раз, но ничего нового не углядел: все та же русая борода лопатой, простецкая рубаха, волосы на лбу перехвачены тонким ремешком. — Не ожидал.
— Не любишь, что ли, князей, ведун? — удивился ответу хозяин пещеры. — Чай обидели чем?
— Обидеть меня трудно, волхв, — улыбнулся Середин, — а любви к княжьему племени у меня и вправду нет. Гонору у них много, благодарности мало. Живут так, словно весь мир у них в должниках ходит. А я, понимаешь, в должниках пребывать не люблю. Все же странное для волхва место ты выбрал, мил человек. Ни святилища здесь, ни рощи.
— Отчего странное, ведун? — пожал плечами волхв. — Место тихое, а святилище… Так для нас весь мир — святое место. Живу при дороге, путников исцеляю, порчу снимаю, скот от крикс да старухи-Морухи оберегаю, детей грамоте учу. Хорошее место. А на князя нашего ты зря наговариваешь. Наградит честь по чести. Из-за кровинушки своей над серебром давиться не станет.
— Ну извини, коли с князем обидел. Да только не тянет меня в княжеские-то палаты. С простыми людьми и говорить проще, и ласки больше, и радость у них чище. А серебро… Ты знаешь, волхв. После того как переступаешь порог бедности, серебро перестает казаться столь уж важным в этом мире.
— Бедности души, — тихо поправил хозяин пещеры.
— Чего? — не понял Олег.
— Бедность не в кошельке таится, ведун, — пригладил свою окладистую бороду волхв. — Бедность душевной токмо бывает. Коли у человека душа чистая да настоящая, он хоть и с голоду подыхать станет, а души своей за любые самоцветы не сменяет. А коли беден смертный душой, то будь у него хоть все подвалы златом забиты, а он все едино ради лишней гривны на любую подлость пойдет, нутром наружу вывернется, змеей подколодной ползать станет.
— Это точно, — признал Середин. — Есть в мире люди, что все только на деньги переводят, а есть те, что успехи свои измеряют совестью. И стена меж ними столь крепкая, что одним других вовеки не понять.
— Гладко стелешь, ведун, — довольно усмехнулся мужик. — А как в совести измеряются слезы детские? Серебром али голышами речными? Как душа того мужа ценится, что в неволе отрока бросает, руки помощи дать не желает?
— По-разному, — вздохнул Середин, понимая, что его поймали на слове. — Так!
— Явился средь бела дня колдун, прямо в детинец… Как он выглядел, Кира?
— Выше вас на голову, — ответила девушка, сдирая заячью шкуру. — Весь в черном. В меня огнем швырнул. Железо его не брало, отскакивало. Потом он закружился вихрем и исчез.
— Ну огнем бросаться несложно, я вас научу, — небрежно сообщил мужик. — Но вот как он от булата отмахивается, не знаю…
— Куда ребенка унесли, известно? — перебил его ведун. — Что за колдун? Откуда взялся, чего хочет?
— Откуда взялся, неведомо, — вздохнул волхв. — Недавно появился на рубежах Руси Полабской [3] и Новгородской республики. Мерзости всякие творит беспричинно. То в землях прусских мертвецов из земли подымет, то у чуди баб угонит, то у оттов скот в гадов земных обратит.
Теперь вот до княжичей добрался. Чего добивается — неведомо, а логово свил в горах Аспида. Это где-то промеж Юрьевым и Пернавой, на юг от Мертвого озера.
— Юрьев и Пернава — в наше время Тарту и Пярну называться стали, — перевел для себя Середин. — Что-то я не помню никаких гор в Прибалтике.
— Логово тайное, — кивнул волхв, — от глаз простых заговорено. Вот и не знает про него никто. Без слова путеводного и не найдешь. Так что, возьмешься за дело княжеское?
— Посмотрим, — кивнул Олег. — Далеко идти-то к князю?
— Недалече. Поутру вас обоих и провожу.
— Обоих? — оглядел небольшую пещерку ведун, остановился взглядом на девушке. — Она пойдет с нами?
— Да.
Кира, закончив потрошить зайца, сунула тушку Олегу и сказала:
— Я служу матери мальчика, ведун, и должна ей помочь вернуть сына. Если ты откажешься, я найду черного колдуна сама. Зажарь мясо, а я пойду задам овса коням.
— Суровая леди, — покачал головой Середин. — Она со всеми такая или сделала для меня исключение?
— Дикарка заморская, — отмахнулся заметно оживившийся волхв. — Зайца надо бы луком и сельдереем изнутри набить, дабы ароматом пропитался. И солью, солью с перцем натереть, а потом в капустные листья завернуть. Дай, я сделаю.
Середин без сожаления расстался с зайцем, погрузившись в раздумья. Пару лет назад он совершил небольшую ошибку, разбудив от вековечного сна и упустив настоятеля древнего арийского храма. Потом пришлось дать обещание найти беглеца и уничтожить. Вот только приметы таинственного настоятеля оказались очень уж расплывчаты. Ясно, что он сильный и злобный колдун. И стремится во что бы то ни стало разрушить мир. К тому же он непременно должен иметь учеников.