Вокруг возбужденно загомонил народ. Весть о том, что пришел сам ведун, распространилась с катастрофической скоростью.
— Так я не кулаком, я словом недругов бью, — пожал плечами Середин. — Хочешь, у тебя сейчас рука отвалится? Алыбды, дуан рых, механуралмашзавод…
— Чур меня, чур меня, — мгновенно побледнев, попятился ратник, закрываясь щитом.
— Да ты не боись, — то ли в шутку, то ли всерьез попытался успокоить его Велислав. — Принесешь руку мне, я ее тебе за полгривны назад приворожу.
— Ступайте, сказываю, князь ждет! — торопливо отмахнулся дружинник.
— Ну как знаешь, — прервал «заклинание» ведун и, пряча улыбку, шагнул в ворота. Прочие воины тоже притихли и расступились, давая дорогу. Авторитет гостя теперь казался им совершенно непререкаемым.
Радомир в это время упражнялся с мечом, играя им, словно котенок с мячиком — стальной клинок мелькал в воздухе из стороны в сторону, оказывался то вверху, то внизу, иногда меняя траекторию движения самым непостижимым образом. Когда Олег, волхв и Кира остановились посреди двора, князь опустил меч и обернулся к ним.
— Велислав? А где мои воины? Неужто не встретились по дороге?
— Разминулись мы, наверное.
Но гляди, кого я привел. Это и есть ведун Олег.
Князь окинул гостя оценивающим взглядом, и на лице его проявилось явное разочарование. Однако вслух он сказал совсем другое:
— Рад видеть доброго человека. Наслышан о тебе, ведун, много наслышан. Еремей, прими коня у гостя! Покои тебе уже приготовлены. Княгиня заждалась тоже, перемолвиться желает.
Князь вогнал меч в ножны и, взяв из рук слуги рушник, широким жестом пригласил волхва и Олега за собой. Середин огляделся в поисках Киры, но та уже исчезла. Радомир на ходу накинул рубаху и сказал, затягивая пояс:
— Не знаю, поведал ли тебе Велислав про беду мою, но ответ твой хочу услышать поскорее. Поможешь али нет? Время уходит, а душа моя болит. Ох, болит, хоть сам в седло садись.
— Ты бы гостей сперва за стол усадил, княже, — укорил хозяина волхв, — напоил, накормил, а уж потом и с ответом торопил.
— Баньку мы уже истопили, ведун, — кивнул Радомир. — Попарься, отдохни, а потом доброй медовухи испить пожалуй ко мне. Там и поговорим. Велислав прав, с чистым телом и душа чище. За чаркой оно и беседа легче, и на душе радостней.
— Спасибо, княже, — ответил Середин. — Это верно подмечено. После парилки любой разговор легче катится.
Князь привел Олега к избе, из которой валил пар. Словно по команде распахнулась дверь, и к гостям вышел румяный дородный мужичок, кожа которого лоснилась, как лаковая шкатулка.
— Милости просим, — поклонился он, — ох и попарим! Все хвори темные прочь выгоним, и мысли дурные туда же.
— Когда топили? — поинтересовался из-за спины Олега волхв.
— Да ты чего помыслил, Велислав, — махнул на него веником банщик. — Никак заподозрил, в третью очередь поведу? А я-то для тебя огурчиков из своего погреба принес.
— А я тебе — меду гречишного… — оглянулся на лошадей волхв. — Кони-то где, ведун?
— Расседлывают…
— Наш Афанасий свое дело знает, — кивнул Радомир. — Вмиг и хвори, и усталость прогонит. Проходите, гости дорогие, парком себя потешьте.
— А ты, князь?
— У меня еще дела есть, уж не серчайте.
Банщик, радостно размахивая веником, распахнул перед гостями двери, и они окунулись в густой, пахнущий свежим хлебом пар.
После баньки Олег и волхв вошли в горницу с накрытым столом, который ломился от угощений и напитков.
Князь Радомир, стоявший у окна, повернулся к гостям, широким жестом пригласил их за стол.
— Прошу, вина отведайте заморского, кваску холодного после пару отпейте. Велислав, в крынке, что с глазурью синей, на репе квас сварен. Ты, я знаю, любишь. Пироги там с вязигой стоят, печень медвежья. А тебя, ведун, хочу почками заячьими на вертеле попотчевать. Поутру отроки с охоты вернулись. Вина латинянского могу предложить. У латинян души хоть и черные, а вино они делают дивное, легкое, как вода, да забористое, почище пива выдержанного.
В результате такого нехитрого хода хозяин дома развел гостей по разные концы стола, и Олег понял, что может говорить, не опасаясь, что его услышит волхв, наполняющий корец квасом. Если не кричать во весь голос, конечно.
— Так чем тебе не нравятся латиняне, княже? — негромко спросил Олег, принимая из рук Радомира золотой кубок.
— А кому они нравятся? — пожал плечами хозяин. — Чести никакой не знают, воинов полоненных в рабство продают али режут для потехи.
— Чести никакой не знают, воинов полоненных в рабство продают али режут для потехи. Богам молятся черным, кровавым. Оттого и колдовство у них черное. Али не слышал про беду мою?
— Слышал, — отпив глоток вина, кивнул Середин.
— Поможешь?
— Ну клясться не стану, — осторожно ответил Олег, — потому как дело пока непонятное, однако попробую. Что смогу — сделаю.
— А плату какую возьмешь? — опасливо стрельнул взглядом в сторону волхва Радомир. — Варяг ты, я слышал, известный. Хватит ли мне казны славу твою окупить?
Вот так! Середин залпом допил вино и со стуком поставил кубок на стол. Чуть начинаешь серебро за труд свой просить — так сразу варягом называют, наемником. Можно подумать, дружинники простые или богатыри известные за службу платы не берут!