— Чего тебе? Дай поспать спокойно.
Но куницу неожиданно поддержал Велислав. Он уже сидел за столом и завтракал. Хозяйка — полненькая красавица, пышущая здоровьем и весельем, — поставила перед ним миску с кашей, нарезанный свежеиспеченный хлеб и кувшинчик с козьим молоком. И толстяк с большим аппетитом уничтожал все это, чавкая от удовольствия.
— Поторопись, ведун, — сказал он, прожевав огромный кусок хлеба. — Воевода скоро сбор объявит, останешься без завтрака. А в полдник, окромя мяса вяленого, ничего не дадут.
— Вот потому я обычно путешествую один, — пробурчал себе под нос Олег, спрыгивая с полатей и направляясь на улицу. Здесь он углядел на углу дома кадушку с водой, подошел к ней, сладко зевнул напоследок и макнул вниз голову целиком. Выдернул, отфыркиваясь, пригладил волосы и макнулся снова. Огляделся, приходя в себя после сна и холодного купания.
Утро выдалось солнечное и теплое. Похоже, лето все же вспомнило о своих правах, и старина Хорс обещал путникам жаркий день. Это хорошо — хоть лужи с дороги пропадут, да трава высохнет. А то ведь сесть просто так невозможно — или щит под себя подкладывай, или пенек ищи.
Когда он вернулся в избу, на столе его ждала та же снедь, что и волхва, только с одним небольшим добавлением. Рядом с его миской на постеленной ради почетных гостей скатерти сидела грязными лапами куница и уплетала кашу из маленького блюдца. Каша была горячей, и куница обжигалась, недовольно фыркала, но все же ела, забавно теребя любопытный нос.
— Ты совсем сбрендила, чмо мохнатое, — покачал головой ведун. — Ты хоть помнишь, что ты хищник? Тебе мышей ловить положено, а не крупой вареной давиться!
Зверек повернул к нему мордашку и возмущенно щелкнул пастью.
— Ого, — удивился Середин. — Она, что, поняла, о чем я говорю?
— Может, и поняла, — пожал плечами Велислав. — Твоя зверушка, ты и знать должен. Ты молоко пить станешь?
— Нет, конечно, — отмахнулся Олег. — Вышел я из того возраста, когда титьку сосут.
— Ну так я допью?
— Пей, конечно, — кивнул Середин. — А где куница так свой хвост измазала?
Зверек извернулся, поднеся к мордочке хвост, и некоторое время созерцал свой рыже-бурый мех, после чего возмущенно затявкал.
— Ты смотри, и вправду понимает, — удивился ведун и достал свою ложку. — Двигайся, тварь блохастая. Шерсти мне в плошку не натряси…
Браслет на руке, самой Марой подаренный, отчего-то неприятно захолодил запястье. Ведун недовольно потер его, с удивлением ощущая под пальцами колюще-ледяной холод металла. Вдруг ложка выпала из ослабевших пальцев ведуна. Стены избы словно утонули в плотном белесом тумане, а перед глазами предстала мрачная камера, освещенная тремя факелами, и в ней — фигурки мальчика и девушки. Ведун встал и, не увидев перед собой стола, сделал пару шагов к детям.
— Братик, надобно как-то выбираться отсюда.
Любава опасливо покосилась на окружающие их сырые мрачные стены. Андрейка встрепенулся и удивленно вскинул брови. Надо же! Насколько он помнил, нянька так называла его только в крайних случаях.
Надо же! Насколько он помнил, нянька так называла его только в крайних случаях. Она действительно обращалась с ним, как с братом, будучи ненамного старше его и не настолько мудростям человеческим обучена. Похоже, нянька сильно напугана и на плечо мужское надеется.
Мальчик легко вскочил с подстилки и медленно обошел камеру. Увы, для этого ему понадобилось шагов двадцать, не более. На княжеские палаты поруб колдовской никак не походил. Впрочем, кормили их неплохо, никто не тревожил, так что оба пленника маялись только от безделья.
Ведун видел все, как через прозрачное, но не очень хорошо вымытое стекло. И, похоже, оставался невидимым для находящихся там людей. Пленников окружала каменная стена без всякого намека на дверь, а далеко вверху виднелось пятнышко света. Классический зиндан — яма, в которой обычно держали своих пленников чеченские ваххабиты. Или будут держать?
Середин сделал шаг вперед, собираясь подсадить мальчика, но по стенам, повторяя все изгибы и шероховатости, внезапно засветилась тонкая пленка, подмигивающая яркими огоньками. И за ней проявилась дверь.
Едва мальчик приблизился к заговоренному проходу, как перед ним возникла легкая дымка. Андрейка осторожно протянул руку, однако ведун опередил его и первым коснулся призрачной пленки. Яркие всполохи едва не ослепили его, но княжич, похоже, ничего не заметил. Под пальцами Олега наваждение исчезло, и оба увидели простую деревянную дверь, которая оказалась к тому же незапертой. Ведун легким толчком распахнул ее.
— Идем, Любава.
Андрейка помог подняться девушке, и пленники выглянули наружу, но ничего опасного не обнаружили. Хорошо освещенный коридор почти сразу делал резкий поворот. Сырые стены и низкий потолок делали его похожим на готовую вот-вот захлопнуться мышеловку и навевали не просто тоску, а смертельный ужас. И ощущение загнанности ни на миг не покидало осторожно шагающих людей.
За поворотом обнаружилась круглая пещерка. Мягкий неяркий свет сочился, словно влага, из отверстия в потолке и рисовал на сухих пыльных плитах замысловатые узоры, ничуть не тревожа сумрак вдоль стен. Андрейка сделал пару шагов к центру, за юным княжичем, цепляясь за него, последовала Любава. Едва они переступили порог, как сзади рухнула плита, отгораживая путь назад.