Сашка лежал неподвижно, до груди накрытый простынёй. Шланги, трубки и провода тянулись к нему точно щупальца инопланетного монстра, и казалось, высасывали жизнь. Хотя всё было с точностью до наоборот.
А рядом, на тумбочке, одиноко сидел плюшевый медвежонок по имени Генерал Топтыгин. С ободранным ухом, с треснувшим пластмассовым глазом. Аня зачем?то захватила его с собой — наверное, на тот случай, если Сашка всё?таки придёт в сознание. На тот невозможный, невероятный случай…
В тысячный, в миллионный раз шептал Дмитрий молитву об исцелении. Слова катались во рту гладкими морскими камушками — такие, если верить классике, совал себе за щёки Демосфен, тренируясь в ораторском искусстве. Ему?то это помогло…
— Дима, — повернулась вдруг к нему Аня. И сказала совершенно ровным, как по линейке вычерченным голосом: — Наверное, надо привезти священника. Причастить… если это ещё возможно. И прочитать последование на исход души. Ты съездишь?
Как будто острая спица вонзилась ему в лёгкие. Эти её слова… они ставили точку. До них ещё теплилась хоть какая?то надежда, чадил, дрожал огонёк догорающей лампады. Сейчас лампада погасла, её задули, как это и полагается после службы.
— Погоди, — не сказал даже, а просипел он. — Ещё чуть?чуть. Молись, Анюта. Молись за Сашеньку… и за меня молись.
Холодно стало внутри. Но не сделать этого он просто не мог. Уж ребёнок?то ни в чём не виноват. И к ребёнку этот грех не прилипнет. Не должен… Тут же, топорща чёрные усики?буквы, вылетела строчка про оскомину и виноград — но Дмитрий не глядя отмахнулся от неё, как от надоедливой мухи. Что ж, придётся замаливать всю жизнь… если верить Антону, долгую, несоразмерно долгую жизнь. Времени хватит. Но сейчас надо было спешить. Сейчас времени совсем не оставалось, как и тогда, с Людой.
«Господи, — мысленно сказал Дмитрий. — Ну ты же Сам всё видишь. Я верю Тебе и люблю Тебя. Но Сашку я тоже люблю.
И я сделаю это. А потом суди меня как знаешь».
Он судорожно вздохнул — и потянул на себя тень. Та словно этого и ждала — сейчас же метнулась к нему с чисто вымытого пола, обняла, слилась воедино.
И накатила знакомая уже серость. Померкли краски, задохнулись звуки, потянуло сырым холодком. Соляным столбом застыла Аня, замерла за её спиной добродушная санитарка Семёновна. Сумрак вступил в свои права.
Только вот не знал Дмитрий, что делать дальше. Не с кем было сражаться, незачем тут багровый меч, да и некого выносить отсюда на руках. Вынести Сашку из долины сени смертной… это ведь не из Сумрака. Это дальше.
— Господи, ну помоги же! — не то проговорил, не то подумал он. Во всяком случае, голоса своего не услышал.
Не услышал и ответа. Просто почувствовал вдруг, что не один. Чья?то тёплая ладонь коснулась его макушки. Он не выдержал, обернулся — позади, конечно же, никого не было. Вязкая серость, медленные переливы света и тьмы. Но сами собой вспомнились слова: «где двое или трое собраны во имя Моё, там я посреди них».
Их действительно было двое — Аня сейчас беззвучно молилась оттуда, из нормального мира. Мир, Сумрак — да какая разница, когда любишь и веришь?
И сами собой хлынули слёзы. Он упал на колени, захлёбываясь беззвучным плачем, как давным?давно, в раннем детстве. Когда был таким же, как Сашка. Как опутанный проводами, наголо обритый Сашка. Маленький… живой… пока ещё живой.
Слёзы продолжали скатываться по щекам, но он уже поднялся на ноги. Он по?прежнему не знал, что делать — но что?то уже делалось в нём самом. Разгоралось внутри странное пламя, оно грело, но не обжигало. А вскоре, прорвав какой?то последний заслон, оно выплеснулось наружу, двумя ослепительно?голубыми струями забилось в его ладонях — и медленно потекло к Сашке. Повисло над кроватью, задрожало, переливаясь всеми оттенками радуги. А потом столь же медленно начало втягиваться внутрь малыша, исчезая под кожей. Дмитрий ошалело глядел, не зная, что и думать. И не думал ничего — только чувствовал, как мало?помалу скатывается с души тысячетонная тяжесть.
Он сам не понял, в какой момент вытолкнуло его из Сумрака в нормальный мир. Просто вдруг обнаружил, что всё вернулось — и звуки, и краски, и движения. Вытолкнуло, или он нашёл выход сам? И действительно ли касалась его головы ладонь? Не почудилось ли? Но слёзы? Они уж точно не почудились — до сих пор щекам мокро.
А потом вдруг всё это стало неважно. Сашка шевельнулся. Дрогнули, натянулись кабели и шланги, метнулась вверх змея?синусоида — и Сашка открыл глаза. И тревожно прошептал:
— Мама! Где мама? А где мои солдатики?
Дмитрий едва успел подхватить Аню — у той подкосились ноги.
А сзади уже шумело, шелестело, шуршало. Мелькали белые халаты (расторопной оказалась санитарка Семёновна), кто?то куда?то звонил по местному. И последнее, что услышал Дмитрий перед тем, как его твёрдо взяли за локоть — это потрясённый голос врачихи Ларисы Викторовны:
— Господи! Да что ж это?! Да такого же просто не бывает!
13.
Они опять явились вдвоём — Антон был в джинсах и тонком, обтягивающем грудь сером свитере, Лена — в длинном, едва ли не до пят, платье из какой?то искрящейся материи. Дмитрий никогда в таких тонкостях не разбирался. Халатов оба, разумеется, не надели. Зачем? Всё равно обычные люди их не замечали.