Если она думала этим потрясти Дмитрия, то явно просчиталась.
— Знаете что, Лена, — максимально мягко начал тот, — не существует ведь такого термометра, чтобы взять вот и измерить глубину и искренность веры. Вы говорите, что крещёная — охотно допускаю. Что в храм ходите — тоже вполне возможно. В храм и колдуны, между прочим, дерзают порой заходить, чтобы от иконы, как они сами выражаются, энергией подпитываться. Тоже с крестиками на шее.
— Это правда, — неожиданно вставил Антон. — Бывают такие невыявленные Иные. Причём Светлые. Только они не от икон, они от людей заряжаются. Что строжайше запрещено Договором. Мы их отлавливаем и…
— Лена… — Дмитрий чуть было не добавил «дорогая», но вовремя удержался от неуместной вольности. — Я вполне допускаю вашу искренность. Да, в вашем сознании прекрасно совмещаются истины веры и все вот эти «иные» дела. Но из того, что они совмещаются в вашем сознании, ещё не следует, что они совмещаются на самом деле. Святая Церковь совершенно недвусмысленно говорит о колдовстве. Мне напомнить места из Писания? Мне напомнить высказывания Святых Отцов? Магия — от сатаны. Пускай лично вы так не думаете, пускай не поклоняетесь сознательно лукавому, но объективно именно его целям и служите.
Вот скажите мне — вы вообще давно крестились?
Лена немного смешалась. Потом, вздохнув, ответила:
— Весьма. Восемьдесят три года назад.
Тут уж Дмитрия наконец проняло. Он едва сдержался, чтобы не присвистнуть.
— Иные живут долго, — пояснила Лена. — Просто мы умеем выглядеть соответственно возрасту, когда были инициированы. Меня крестили во младенчестве. Ещё Гражданская война шла. А инициировали в дни Карибского Кризиса. Помните, когда Никита Сергеевич Америке ботинком грозил?
— Ну так что же, — Дмитрий решил держаться до последнего, — вы действительно живёте воцерковленной жизнью? Вы не реже чем раз в месяц причащаетесь Святых Тайн? Вы столь же регулярно исповедуетесь? Держите молитвенное правило, соблюдаете посты? Наконец, у вас есть духовник? Он знает, что вы занимаетесь магией?
Похоже было, что он попал в точку. Лена замялась.
— Вы очень формально подходите, Дмитрий, — наконец отозвалась она. — Вы, похоже, ставите на первое место обряд, церковную дисциплину. А важнее ведь другое, внутреннее. Вера Господу, любовь к Нему.
— Верующий Господу и заповеди Его соблюдает, — возразил Дмитрий. — Если для вас, Лена, созданная Им Церковь — истинное Тело Христово, если вы веруете, что Церковь управляется не людьми только, но и Духом Святым, то и все церковные требования должны соблюдать. А иначе это и не вера вовсе. Иллюзия веры. Вы выбираете из христианского вероучения только то, что вам удобно, что близко — и называете это своей верой. А остальное отбрасываете. Хотя стоило бы задуматься — раз оно, остальное, вам чуждо, то, может быть, дело в вас? Может быть, вы не доросли? Несмотря на восемьдесят три года? Вы уж извините мою резкость, просто разговор пошёл такой, что грешно лукавить и умалчивать, человекоугодия ради. Ну, или, скажем, «иноугодия», — улыбнулся он.
Лена не стала улыбаться в ответ.
— Вы жестоки, Дмитрий, — бесцветным голосом сказала она. — И что хуже всего, сами не замечаете свою жестокость. Вы только себя, «воцерковленных», считаете христианами, а остальные, значит, быдло? Притворяются верующими? Ну да, они слабее, они реже ходят в храм, не выполняют все положенные обряды. Да, их можно гвоздить древними канонами, которые принимались совсем в другую эпоху, при других обстоятельствах. Но ведь они тоже веруют в Господа нашего Иисуса Христа. И как знать, может, в каких?то случаях их вера более живая? И раз уж мы перешли к обсуждению моей персоны… В своей жизни я сменила семерых духовников. Восемьдесят лет, видите ли, это довольно много… Ни одному из них я не говорила, что Иная. Потому что дать такое знание обычному человеку — означает нагрузить его непосильным бременем. Такое испытание разве что святому по силам. Мои духовники были хорошими священниками, но великих старцев, великих подвижников среди них не было. Я каялась перед ними в своих грехах — в реальных грехах, за которые стыдно, за которые кусает совесть. А каяться в том, что Иная… что есть в тебе эти способности… Я родилась такой, понимаете? Этого не выбираешь. Это как пол, как национальность…
— А вот ваш товарищ говорил, — напомнил Дмитрий, — что потенциальных Иных спрашивают, согласны ли они инициироваться. Причём бывают и несогласные. Правда, Антон? Или наврали?
— Правда, — хмуро кивнул тот. — Только вот Елена Николаевна была тогда в такой ситуации, в какую не дай вам ваш Бог попасть.
— Ребёнок у меня тогда умирал, — тихо пояснила Лена. — Младший сын, Петя. Тринадцать лет… Саркома лёгкого, безнадёжный случай. И эта была единственная возможность его спасти. Я знаю, что вы сейчас скажете. Цитату скажете. «Кто любит сына или дочь более Меня, тот недостоин Меня».
Я знаю, что вы сейчас скажете. Цитату скажете. «Кто любит сына или дочь более Меня, тот недостоин Меня». Только знаете что — помолчите лучше. А то ведь легко осуждать, не испытав на своей шкуре.
Дмитрий замолчал. Действительно, глупо сейчас с ней препираться. Он понимал умом, что Лена сорок лет назад совершила чудовищную ошибку, что цитата вполне к месту. Только вот говорить это было никак нельзя. Не поворачивался язык.