Путь к родовому кочевью невольницы занял три дня и три ночи, на протяжении которых Тирц, наравне с шаманкой и простыми нукерами спал на мерзлой земле, постелив поверх ковра войлочную подстилку и накрывшись верблюжьим одеялом. Оказалось, что это совсем не холодно — войлок под спиной и одеяло сверху, даже если в паре сантиметров внизу — сплошной лед. Впрочем, возможно, тепло было и потому, что рядом, скрючившись, дыша под одеяло и прикрыв, словно кошка, нос ладошками, посапывала колдунья.
Кочевье обозначилось утром четвертого дня дымками на фоне ясного неба. Отряд повернул прямо на дым и спустя полчаса остановился на взгорке перед широкой долиной — овальной выемкой среди ровной степи, на дне которой блестели льдом два прямоугольника водопоя возле колодцев и вытянулись в два ряда полтора десятка шатров.
— Э-гей! — радостно помахала сородичам шаманка. — Я приехала!
Эффект оказался прямо противоположен ожидаемому: подняв глаза на гостей, татары засуетились, торопливо доделывая свои дела — хватали кожаные ведра с водой, привезенный откуда-то хворост, отпускали или уводили с собой овец. Считанные минуты — и они очень быстро разошлись по своим жилищам, предоставив нукерам великого бея созерцать утоптанную землю посреди кочевья, да двух мужиков, явных невольников, безразлично черпающих воду из-под древнего каменного купола степного колодца.
— Чего это они? — не понял Тирц.
— Они ведь знают, что ты ифрит, — погрустнела шаманка. — Что меня отдали ифриту. Теперь ни за что не выйдут, пока не уедем.
— А как же тайна?
Колдунья немного подумала, потом вздохнула:
— Бабу Масуду нужно спросить.
Она меня не оттолкнет.
— Бабка твоя? — понял Тирц. — Значит, тоже ведьма?
— Шаманка, — поправила невольница. — Она меня учит… Учила… Чему успела…
— Подождите здесь, — обернулся Менги-нукер к сотникам охраны. — Отсюда мы никуда не денемся. — А потом кивнул женщине: — Показывай.
Колдунья хлопнула ладонью по крупу коня, и тот неторопливо поспешил вниз. Ее хозяин тронулся следом.
Они объехали стойбище вокруг и остановились у небольшого шатра, больше похожего на вигвам: несколько скрещенных длинных жердей, укрытых сшитыми между собой шкурами так, чтобы снизу не поддувало, а вверху оставался проем для выходящего дыма. Покрытие выглядело довольно живописно — на нем имелись и овечьи, и то ли волчьи, то ли собачьи шкуры, и лошадиные, и заячьи, и даже какие-то мелкие клочки, вроде шкур тушканчиков или сусликов.
Пахло от вигвама тоже соответствующе — словно от скотобойни.
— Вы тут, что, кровью все натираете? — брезгливо передернул плечами Тирц. — Как вам самим не противно в такой клоаке жить?
— Бабушка… — тихо и неуверенно позвала невольница.
В вигваме послышалось шевеление, и на свет показалось мохнатое существо — явно никогда не чесанное, в вывернутой мехом наверх овечьей телогрейке поверх халата. Оно на четвереньках выбежало к выложенным перед вигвамом, вокруг холодного кострища, камням, уселось на один из них. Тирц громко хмыкнул, подумав, что ходьба на четвереньках — профессиональное заболевание всех татарских колдуний.
— Вы пришли? — заговорило существо чуть хрипловатым голосом и немного наклонилось вперед.
— Я хочу рассказать тебе одну историю, ведьма. — Тирц подвел правую ногу под один из камней, резко подкинул его вверх и вперед, заставив описать короткую дугу и бухнуться в самое кострище. — Решил как-то умный человек обратиться к ведьме. Все ее называли ясновидящей, знающей прошлое и будущее и постигшей все тайны. Пришел человек к ее дому, постучался в дверь. «Кто там?» — спросила ведьма. Человек развернулся и ушел.
Неожиданно ведьма громко закудахтала — что, видимо, означало смех.
— Разница между этим человеком и мной заключается в том, — невозмутимо продолжил Тирц, — что я подобную ведьму обязательно спалю на костре.
— Чую, духом христианским запахло, — голос ведьмы был, хоть и хриплым, но достаточно сильным и уверенным. — Добрый правоверный человек обязательно посадил бы меня на кол…
Она подняла руку, и невольница с готовностью прильнула к своей бабке.
— Как ты, девочка?
— Хорошо… — после минутной заминки ответила молодая шаманка.
— Правду говоришь?
— Правду, бабушка. — Невольница стрельнула глазами в Тирца. — Пугает только. Но не делает ничего.
— Вот как? — Голос ведьмы потеплел, она погладила внучку по голове: — А волосы где?
— Состриг.
— Красивой хочет видеть?
— Он меня не трогает… — Женщина опять стрельнула глазами в своего хозяина.
— Ты хочешь, чтобы я убрала его немочь?
— Нет, она хочет, чтобы ты убрала Засечную черту! — оборвал их воркование Тирц.
— А разве ты сам не можешь сделать этого, ифрит? — прохрипела в ответ ведьма.
— А разве ты сам не можешь сделать этого, ифрит? — прохрипела в ответ ведьма.
— Я тебе что, трактор?
— А чего тебе не хватает? Силы? Пошли на них более сильного!
— Среди этих плюгавых племен сильнее меня нет ни одного человека, — уверенно отрезал Тирц.
— Тогда сделай его, ифрит.
— Ты издеваешься надо мной, ведьма? — Рука Тирца легла на эфес меча.
— Постой, бабушка. — Шаманка сняла руку своей учительницы с плеча и погладила ладонью. — Я ходила к нашей Прародительнице, и та сказала мне слова жизни. И сказала, что вторую половину этой тайны хранит наш род. Ты ведь знаешь, что это за тайна, бабушка? Уж ты-то обязательно должна ее знать!