— Язык рабов! — презрительно фыркнул за спиной русский.
Рабов не рабов — но русскую речь понимали и в Польше, и в Литве, и в Ливонии, и в Крымском ханстве. Понимали смысл разговора в Швеции и Дании. Если Вильсон собирался наращивать капитал, торгуя с богатой Московией, — то обходиться в восточных землях без толмача было для него едва ли не важнее покупки хорошего судна. И сейчас англичанин откровенно наслаждался, общаясь с русским рабом запросто, без чьей-либо помощи.
— А домой вернуться не хочешь? Стар ведь совсем, хозяин может и отпустить.
— Кто меня там помнит, мурза, — отмахнулся водонос. — Столько лет прошло. Кто кормить станет старика, кому нужен такой хомут на шею? Не, здесь я уже привык, прижился. Угол есть, харч дают. Водичкой, вот, приторговываю.
— Ты налей мне водицы-то, налей, — полез в карман камзола англичанин и нащупал там медную монету. — Где начальник порта сидит, не знаешь?
— Как же не знать. — Водонос торопливо развязал бурдюк и наполнил большую медную кружку. — До конца этой улицы дойдете, там мазанка белая стоит, с большим крыльцом. Рядом два янычара постоянно сидят, не ошибетесь.
— Хорошо, ступай.
Холодную родниковую воду, показавшуюся особенно свежей после затухшей в бочках корабельной, купец все-таки выпил, отдал рабу пару медных монет, не посмотрев на их достоинство и происхождение, и решительным шагом направился в сторону мазанки, угол которой виднелся из-за сложенной перед причалом груды мешков.
Богатым портом Чембало управлял довольно молодой араб — худощавый, гладко выбритый, с непропорционально большими голубыми глазами на скуластом лице, одетый в короткую курточку, оставляющую открытой грудь, и шелковые штаны. В мазанке, пол и стены которой укрывали плотные войлочные ковры, покрытые коричнево-зелеными узорами, было жарко — но висевший в воздухе горьковатый запах крепкого кофе каким-то непостижимым образом скрадывал духоту и придавал казенному дому ощущение уюта.
Сидевший на вышитой подушке араб, сделав вид, что приподнимается со своего места, указал посетителям на ковер перед собой. Артур Вильсон с готовностью сел, поджав под себя пятки, а русский, слегка расставив ноги и положив руки на рукоять меча, остался угрюмо стоять, глядя в стену перед собой. Начальник порта, не сумев скрыть изумления от вида громадного воина, довольно долго рассматривал его снизу вверх — отчего наемник казался раза в полтора выше, нежели был на самом деле, — потом соскреб с подноса костяную трубочку кальяна, основательно, судя по зазвучавшему бульканью, затянулся, после чего перевел взгляд на купца:
— Напрасно ты пришел в город с вооруженным рабом…
Говорил араб, естественно, по-итальянски — на каком еще языке мог обращаться к гостю чиновник в землях, которые больше трех веков обживались генуэзцами, и населялись ими по сей день, поскольку после вхождения Крыма в османскую империю Порта ограничилась присылкой нескольких гарнизонов из престарелых ветеранов в крупные города и горстки чиновников, присматривающих за общим порядком? Разумеется, избавляясь от ханского налога с христиан, большинство местных жителей окрестились в мусульман, стали называть себя беями, мурзами и татарами — но от этого они не переставали быть итальянцами, детьми итальянцев и их внуками, светлокожими, черноволосыми и остроносыми.
Начальник порта, не сумев скрыть изумления от вида громадного воина, довольно долго рассматривал его снизу вверх — отчего наемник казался раза в полтора выше, нежели был на самом деле, — потом соскреб с подноса костяную трубочку кальяна, основательно, судя по зазвучавшему бульканью, затянулся, после чего перевел взгляд на купца:
— Напрасно ты пришел в город с вооруженным рабом…
Говорил араб, естественно, по-итальянски — на каком еще языке мог обращаться к гостю чиновник в землях, которые больше трех веков обживались генуэзцами, и населялись ими по сей день, поскольку после вхождения Крыма в османскую империю Порта ограничилась присылкой нескольких гарнизонов из престарелых ветеранов в крупные города и горстки чиновников, присматривающих за общим порядком? Разумеется, избавляясь от ханского налога с христиан, большинство местных жителей окрестились в мусульман, стали называть себя беями, мурзами и татарами — но от этого они не переставали быть итальянцами, детьми итальянцев и их внуками, светлокожими, черноволосыми и остроносыми.
Англичанин мстительно улыбнулся, представляя себе, что чувствует сейчас Магистр. Помнится, он всегда ругался, что в портах и кабаках многих стран слышалась русская речь вместо его любимой английской — вот пусть теперь порадуется. Здесь по-русски не говорят.
Начальник порта принял улыбку на свой счет, осклабился в ответ и повторил:
— Ты напрасно ходишь по улицам города с вооруженным рабом, торговец. Великая Оттоманская Империя — это не дикая разнузданная Европа. Здесь нет разбойников и грабителей, здесь никто не затевает на улицах пьяных драк и не попрошайничает. Твой охранник, скорее, привлечет внимание караульных янычар, и вы оба окажетесь в зиндане до прояснения ваших личностей и намерений.