— Да как ты… — Она ухватилась за древко, толкнула вперед, а потом, как давеча на берегу, откинулась на спину и, перекинув по-собачьи вякнувшего стрельца, оседлала его, придавив древком бердыша горло: — Как ты смеешь, смерд! Ты как с боярыней разговариваешь?!
— Эй, пусти его! Пусти, говорю! — подбежал второй стрелец. Рубить так, сразу, бабу, да еще безоружную — рука у него не поднималась. Этак недолго и самому на дыбе оказаться.
— Боярыня Юлия? Как ты здесь? — послышался знакомый голос боярина Храмцова. — И отпусти ты этого несчастного, задушишь. Степан, коней боярыни подбери!
Юля поднялась, кивнула:
— Здравствуй, Сергей Михайлович. Воевода мне нужен, срочно.
— Так он, вроде, у Тайной башни, боярыня, сейчас подойдет.
Воевода мне нужен, срочно.
— Так он, вроде, у Тайной башни, боярыня, сейчас подойдет.
— Татары усадьбу нашу обложили, Сергей Михайлович. — Юля внезапно ощутила, как к горлу подкатился ком, и отвернулась, боясь, что сейчас расплачется. — Выручайте, бояре…
— Это боярыня Юлия, жена боярина Батова, Варлама Евдокимовича. Что поместье аккурат на Изюмском шляхе получил. Почти год на дороге смерти живет, — услышала Юля за своей спиной. Потом еще, и еще.
Она несколько раз глубоко вдохнула, успокаивая себя, осушила слезы и повернулась.
Рядом с Храмцовым стояли несколько закованных в кольчуги и бахтерцы бородачей, а со стороны подходили другие воины.
— Татары у нас, — стараясь говорить спокойно, сообщила Юля. — Усадьбу мужнину обложили. Выстрелы с утра слышала. Бьется.
— Знаем мы, — ответил кто-то слева. — Подмогу, вот, собираем.
— Боярыня Юлия? — наконец-то появился, раз двинув толпу, воевода. — Помилуй Бог, да тебя теперь и вовсе от татарки не отличить!
— Это не мое, — мотнула головой женщина. Это я в обозе татарском взяла.
— Тебя что, боярыня, опять в полон взяли? — встревожился Храмцов.
— Да нет, — поморщилась она. — Просто… Ну, разогнала я немножко обоз.
— Как-как? — заинтересовался воевода.
— Ну… Ну, в общем, купались мы с кухаркой, когда татары налетели. Что мне теперь, голой ходить?
— А почему голой, боярыня? — не понял воевода.
— Ну, купались мы, — вздохнула Юля. — А тут татары налетели. Трое.
— И?
— Ну, — она виновато пожала плечами. — Пришлось их немножко… Перебить.
Среди бояр кто-то недоверчиво хмыкнул:
— А одежда?
— Так, потом еще погнались… Пришлось переплыть реку. А одежда осталась.
— Так, а татары? — развел руками воевода. — Неужели отстали?
— Я их немножко…
— Перебила, — не удержавшись, закончил кто-то, и бояре разразились хохотом.
— Чего заливаетесь! — прикрикнул Храмцов, хотя и сам не смог сдержать улыбку. — Вон, у коновязи посмотрите. Три коня татарских боевых стоят. Со всей упряжью. Думаете, боярыня Юлия на дороге их нашла?
Головы дружно повернулись к дальней стене, потом обратно на женщину. Смешки стихли.
— Сколько же ты их, боярыня?
— Штук двадцать, наверное.
— Действительно, немного, — кивнул воевода, и все опять залились хохотом — но на этот раз обидным он не был.
— Татары у нас, Дмитрий Федорович, — спохватилась Юля. — Муж третий день бьется.
— Знаю я, боярыня…
— Так если знаешь, чего здесь сидишь?! — сорвалась на крик женщина.
— Ты, боярыня, не серчай, — взял ее за плечи воевода. — Я ведь не просто сижу. Я для отпора ворогу волость исполчил, людей собираю. Дело сие за один день не делается. Полста бояр уже пришло с людьми своими вместе. То две сотни кованой конницы получается. К вечеру еще не менее ста соберется. Потому, боярыня, с Божьей помощью, завтра спозаранку и выступим. А ранее — никак нельзя.
А ранее — никак нельзя. Пусть держится твой Варлам Евдокимович. Не бросим. А пока пойдем, супруге своей я тебя представлю. Покушаешь, отдохнешь. Притомилась, поди, сюда поспешая…
Ранним утром, когда над зелеными корочаевскими лугами еще не рассеялся туман, ворота крепости Оскол медленно и торжественно раскрылись. Оттуда, на широкой рыси, начала колонной по двое вытекать сверкающая начищенными латами рать — словно гигантский стальной змей, извиваясь по дороге, двинулся к замеченной вдалеке жертве. Колонтари, бахтерцы, панцири, зерцала иногда перемежались стегаными тегиляями, сильно походящими на длинные татарские халаты. Замыкали колонну две сотни стрельцов, с бердышами за спинами и пищалями на крупах коней. А впереди, рядом со спрятавшимся под ширококольчатую байдану воеводой, скакала Юля в накинутом поверх легкого татарского костюма храмцовском бобровом налатнике.
Тяжелый обоз одолел прошлой осенью дорогу до нового поместья за два дня. Но то тяжелый обоз — а идущая на рыси, да с заводными конями, кованая рать промчалась по этому пути всего за несколько часов, к полудню окружив усадьбу живым щитом. Бояре, крестясь, смотрели на полуобгоревший таран, лежащий на боку в канаве, переломанные и лежащие на земле ворота, на груду камней, из-под которой торчали босые ноги, и ворс из стрел, торчащий по верху частокола. Но татары — татары уже ушли.
По камням вниз запрыгал рыжеволосый бородатый боярин в панцире, но уже без шелома. Спрыгнула и кинулась навстречу Юля.
— Супруги, — покачал головой, отворачиваясь, воевода и широко перекрестился. — Велика мудрость государя нашего. И коли отдал он землю эту боярам Батовым… Стало быть, жить они тут смогут.