На несколько мгновений воцарилось недоуменное молчание.
Отчего ж поцелуй не подействовал на него надлежащим образом? Как он противостоит женским… то есть — лисьим… лисьим чарам?
На несколько мгновений воцарилось недоуменное молчание. Потом Баг хлопнул себя по колену.
— Что? — встрепенулся Богдан.
Баг поманил его пальцем. Богдан наклонился.
— У него необычайная любовная направленность… — шепотом поведал Баг.
Богдан медленно выпрямился; на лице его отобразилась лихорадочная умственная деятельность. Мгновение он пребывал в задумчивом оцепенении — а потом хлопнул себя ладонью по лбу.
И сразу поправил очки.
— Вот что, еч, — вклинился Баг. — Давай-ка поедем на острова и от души поговорим с этим самым Кипятковым-Заговниковым. Он ведь в больничном покое отдыхает?
— Да, надо положить этому конец, — решительно махнул рукой Богдан. — Идемте!
— Так уж сампан ушел, преждерожденный Богдан, — прогудел Борис. — Их тут два бегает… Через полтора часа следующий.
Жажда действия переполняла Богдана, ноне вплавь же добираться до Соловков. «А что… — мелькнула и исчезла шальная мысль, — да хоть бы и вплавь!»
— Не доплывешь, — проницательно усмехнулся Баг, глядя на друга, вперившего взор в исчезающий на горизонте силуэт сампана. — Да и как он сбежит, в гипсе-то?
— Никуда не денется, — подтвердил Арсений. — У больнички двое наших остались.
Не нашедший что возразить Богдан устало опустился на скамью.
— Ты что-нибудь ел сегодня, драг еч? — наклонился к нему Баг. — Может, рыбки жареной? Тут недалеко превосходная…
— Не время сейчас есть! — Воодушевленный новой мыслью, Богдан снова вскочил. — Время вершить справедливость!
14-й день девятого месяца, четверица,
несколько позже.
Над закрытыми вратами в высоком заборе из толстых, потемневших от времени некрашеных досок кривовато висела широкая дщица, покрытая красным, местами облупившимся лаком. На ней изрядно выцветшими иероглифами значилось: «Персиковый источник». Баг и Богдан со товарищи довольно долго добирались сюда, в самый дальний конец Савватьевской улицы, медвежий угол Кеми: буквально в десяти шагах отсюда в незлобиво плещущие о каменистый пологий берег студеные воды Кемской губы врезался дощатый длинный причал, по обе стороны коего были привязаны промысловые катера; причал скрывался за подходящим к самой воде забором.
— Тут, — ткнул темным пальцем в забор младший из тангутов. — Виссарионова артель.
— Сколько сюда ходили, — пробормотал старший. — Все без толку. Виссарион даже на порог не пустил. Плохой мальчик. Балованный…
— Только, еч, — Богдан положил руку на плечо уже собравшемуся от души стукнуть ногою во врата Багу, — ты это… Мы все же частные лица. Нельзя нам своевольничать. Если не пустит хозяин в дом, мы ничего не сможем с этим сделать.
Баг хмыкнул, но ногу опустил.
— Извини, еч, но у тебя от переживаний в голове помутилось. — Баг назидательно поднял вверх указательный палец. — То справедливость бежишь вершить, то вдруг робеешь… Значит, так: усматриваю человеконарушение.
А именно: насильственное содержание в клетке живого существа, предположительно… — он обернулся к тангутам, поправился, — то есть, как стало достоверно известно со слов родственников — разумного и владеющего членораздельной речью, а значит — пользующегося всеми правами императорского подданного, коего человекоохранительные органы обязаны защищать. Действия же указанного Виссариона Неистовых уверенно классифицирую, согласно имеющих силу уголовных уложений, как противуправные. Налицо преступление, и мы обязаны положить ему конец. Кроме того, — Баг принялся загибать пальцы, — истязание животных, сокрытие от науки и общественности удивительного природного явления, утеснение в рабочую скотину вольного животного без согласия последнего, а равно и его родных… Да я тебе сейчас десяток статей накидаю!
— Кто бы сомневался, — пробормотал Богдан. — Чтоб ты да статей не накидал…
— Имеем право официально вторгнуться в пределы частного жилища без разрешения хозяев, — заключил Баг.
— Да, но… — Богдан разрывался между долгом честного, беспристрастно следующего букве закона минфа и щемящим чувством жалости к лисичкам. — Письменное повеление соответствующих органов…
Баг начал терять терпение:
— Ты что, землепашец? Может, дояр местный? Или столичный сановник этического надзора? Да ты и есть этот самый орган! Пиши повеление, тридцать три Яньло! — И честный человекоохранитель выхватил из сумки лист бумаги и отцепил от пояса письменные принадлежности.
— Но такого еще не случалось. В уложениях о таких случаях ничего не говорится…
— Вот и будет тебе прецедент, — хищно улыбнулся Баг. — Войдет в историю как «Прецедент Оуянцева». Даже Цинь Ши-хуан — и тот поначалу был первым [57] . Ладно, — он окинул взглядом собравшихся, — под мою ответственность, еч.
— Вот так, вот это — так! — с надеждой на лице закивал младший тангут, но тут же умолк под тяжелым взглядом старшего.
— Нет. Под нашу ответственность, Баг. — Богдан согласно махнул рукой. Будь что будет!
— Все правильно, преждерожденный Богдан, — успокаивающе прогудел Борис. — Невместно нам здесь такое.
И Богдан написал.