— Лисичку малую порезать — не велик подвиг, но сперва ее поймать надо, а это вот человеку несноровистому да без снастей специальных затруднительно, — сказал он. — Голыми руками зверька не возьмешь. Думаю капканы поискать.
Владыка медленно покивал.
— Разумно… — пробормотал он. — Не дать ли тебе в помощь двух-трех послушников? Чтобы понадежней лес прочесать?
Словцо из прежней жизни добрый пастырь, сам того, верно, не заметив, произнес с явным удовольствием. Вкусно ему было сие словцо.
Богдан отрицательно покачал головой.
— Не хочу внимание привлекать. Я брожу и брожу, все уж привыкли… А вот если несколько человек со мной бродить примутся…
— Да, — согласился Киприан, — да. Хорошо, не встреваю боле, ты тут по сравнению со мной — патриарх византийский… Только уж ты сразу мне сообщай, ежели что. Как на исповеди, — улыбнулся настоятель.
— Всенепременно, отче. — И Богдан несколько раз кивнул.
— И Богдан несколько раз кивнул.
Киприан вновь внимательно посмотрел на него.
— А лекарям покажись все же. Как будешь на Заяцком — так и покажись, они там ныне мирских пользуют. Коли не помогут, я тебе советую в Кемь съездить. Худо выглядишь ты, чадо, а там лекарь Михаиле Большков, в Кеми-то. Смотровая у него у него неподалеку от конторы Виссарионовой артели…
— Большков человек не без странностей, — продолжал тем временем отец Киприан, — но лекарь отменный. С мелкими, будничными хворями и наши лекаря справляются, а Большков все больше сложные случаи пользует. Как-никак, а сюцай он по лекарским наукам. Так что ежели наши не справятся, так ты к нему. Он тебя и осмотрит, пульсы пощупает… Непременно определить должно, отчего у тебя такой упадок сил жизненных случился. От естественных ли причин — пост слишком усердный, перетрудился после кабинетных своих дел… так ведь тоже может быть. Или… — Архимандрит запнулся и, не желая лишний раз призывать нечистого, уклончиво закончил: — Или от иных причин.
— Повинуюсь, отче, — сказал Богдан и замолчал в ожидании знака удалиться. Но Киприан еще несколько мгновений смотрел на него исподлобья, а потом всплеснул руками и громко сказал в сердцах:
— Ну что ты будешь делать! Как человек хороший да талантливый — вечно у него такие нестроения, что голова кругом идет!
«А ведь я еще не сказал ему, что вдруг лис полюбил», — сообразил Богдан.
И о том, что тангуты присматриваются к нему как-то на диво странно и неприязненно, не помянул тоже.
Но возобновлять уже подошедший к исходу разговор было никак не сообразно.
Александрия Невская,
кабинет шилана Алимагомедова,
12-й день девятого месяца, вторница,
конец дня.
— Знаю, знаю, — шилан Палаты наказаний Редедя Пересветович Алимагомедов пребывал в приподнятом настроении, — все уже знаю и поздравляю, еч, с прекрасным завершением операции в Разудалом Поселке. — Алимагомедов улыбался. Видеть его улыбку подчиненным выпадало редко; Баг и сам, быть может, всего с десяток раз удостоился лицезреть ее на лице вечно хмурого, невыспавшегося, отягощенного делами шилана.
— Да ты садись, садись! — Алимагомедов сделал широкий жест рукой, и Баг шагнул к одному из старинных резных стульев, выстроившихся по обе стороны необъятного стола начальника.
Стулья были не очень удобные, с прямой высокой спинкой, но Баг предпочитал их мягким креслам, также стоявшим в кабинете, — стулья не позволяли расслабиться и отвлечься от мыслей о главном, стулья своими резными завитушками, впивающимися кое-где в спину, напрочь отгоняли сон, ежели Баг оказывался у шилана в ночное время; а такое случалось частенько. Баг даже недавно завел пару похожих стульев у себя в кабинете. Не в точности таких, конечно, но — похожих.
— Ну что же… — Алимагомедов нажал кнопку управления громкой связью и распорядился принести из буфета чаю. — Я готов удовлетворить твою челобитную о предоставлении отпуска, Баг, но только начиная со следующей первицы… — Видя, что ланчжун собирается что-то сказать, быстро добавил: — Да, да, я все понимаю, сам бы давно должен был прутняками гнать тебя в отпуск, но только что от шаншу [41] пришло предписание мне завтра утром быть в Ханбалыке. Через час я вылетаю. В четверицу, на крайний случай — в пятницу я буду обратно и ты — свободен.
Баг кивнул головой.
Баг кивнул головой. Он вовсе не собирался жаловаться на вновь откладываемый — пусть и на семь дён — отпуск; как раз наоборот, Баг хотел сказать, что теперь, после некоторых событий, произошедших буквально вчера, отпуск может подождать, в отпуске сейчас нет необходимости, даже, пожалуй, отпуск теперь вовсе и не нужен: подавая челобитную, он имел в виду отправиться куда-нибудь за пределы Александрии со Стасей вдвоем; теперь же между ними встал траур, и отпуск, столь желанный еще позавчера, ныне потерял всякий смысл.
Баг промолчал.
Внесли чай.
Опять чай… В животе у Бага и так уж плескался без малого чайник.
— Шаншу Фань Вэнь-гун собирает шиланов всех улусов, — доверительно поведал Алимагомедов, наливая ароматный дымящийся напиток Багу; «Золотой пуэр» — мгновенно определил честный человекоохранитель, — по случаю вступления в должность Чжу Цинь-гуя, императорского племянника… Ну ты помнишь, Баг, эту историю…